Эгоистка

Эйфория

Первые две встречи я просто молчала и рассматривала корешки книг, стоявшие в огромной книжном шкафу. Мне нравилось читать их названия и проговаривать их названия одними губами. Я пыталась услышать звуки, которые бы не пугали меня.

– Вы можете взять любую из них и прочитать, – предложил врач.

Я перевела взгляд на него и целую минуту смотрела на него. Он же не замечал моего внимания. Просто спокойно что-то писал в своём блокноте, терпеливо ожидав, когда я начну говорить. Он не задавал вопросы, хотя ему наверно хотелось. Он разрешал мне самой сделать выбор. Когда я выходила с сеансов и видела маму, смотревшую на доктора с надеждой, а он мотал ей головой... Эта самая надежда умирала в её глазах и мне становилось ещё тошней.

Поэтому на третью встречу я принесла скрипку.

Он не удивился. Просто занял удобную позу в кресле. Несколько секунд я рассматривала Елизавету, которую крепко, а потом заиграла. Я не помнила, что выбрала, но это заставило моего врача прослезиться. Я играла всё отведённое нам время и он ни разу не пытался меня прервать.

Так продолжалось ещё три раза.

Я видела его через день на протяжении целого месяца. И только под конец второй недели я заговорила. Слова полились из меня свободным и чистым потоком. Я не плакала, не дрожала, не хныкала. Я совсем не выражала никаких эмоций. Просто начала рассказывать свою историю с самого начала. С того дня, как я познакомилась с Кристиной.

Мне поставили диагноз. Выписали таблетки, попросили начать посещать групповую терапию для людей, которые пережили суициды близких людей, и много гулять. Моими постоянными спутниками для столь длительных прогулок по холоду стали Кирилл и Дэн. Они чередовались между собой и мы редко разговаривали за эти три-четыре часа.

Я долго не приходила в Центр, а в «Эйфорию» моя нога отказывалась ступать. Мне не хватало духу, чтобы подняться на второй этаж, хотя я знала обо всём, что там происходила. Мама вновь взяла под крыло мою раненную пташку и вместе с Ниной Аркадьевной им удалось сделать чудо.

Люди толпами ходили в «Эйфорию». История самоубийства притягивала их, как бабочек огонь. Многие жертвовали значительные суммы в наш фонд, чтобы мы могли продолжать и дальше существовать, как независимое от всего и всех искусство.