Золото востока

Глава четвёртая.

— Запомнила? — Спокойный голос женщины словно соловей поёт возле моего уха. Я сидела к ней спиной, пока она ходила позади меня и рассказывала о правилах самозащиты здесь. — Не будешь много знать — сразу узнаешь весь медовый сок гарема.

— Могу я спросить, дама Чен? — Не поворачиваясь к ней, чувствую, как она вздыхает, устало ударяя легонько сложенным веером о свою ладонь.

— Можешь.

— Придворной дамой сложно стать?

— Янлин! — Она недовольно топает, оббегает стол, садиться на подушку, грозно смещая брови на переносице смотрит в мои чёрные глаза своими. — Зачем тебе это знать?

— Иметь ночи с Императором и родить ему наследника — хорошая суть женщины, которая попала сюда, но быть живой и жить сколько тебе отведено небесами — лучше всего остального.

— В любом случае стать придворной дамой сложнее чем твоя душа поёт. —Качает головой женщина, опуская веер на стол. — При нашем дворце придворных дам может быть много, мы же часть императорского двора.

— Тогда не так уж и сложно ею стать, раз вы стали.

— Твои слова... — Она ухмыляется, трогает пальцами каёмку блюдца, на котором стояла чашка с её уже остывшим чаем. — очень велики оказаться обманчивыми. Конечно, ты можешь стать придворной дамой, даже легко ею стать можешь, если ты готова отказаться от прелести материнства и хочешь просто сопровождать жён Императора по их покоям, наблюдая за тем, как они рожают им детей, игнорируя твоё нахождения рядом. Это одиночество, Янлин. Обречённая женщина остаться одной, умереть бездетной, усталой от козней соперниц, женщина с отравленной душою — и есть придворная дама.

Она говорит явно про себя и даже без намёка, прямо. Глаза дамы Чен поникли. Если ей нравилось разговаривать со мной, учить, говорить правильные вещи, которые возможно могли бы и помочь мне — она всё равно оставалась одинокой. Одинокой, бездетной, отравленной гаремной придворной дамой Чен.

— Сколько вам было лет, когда вы попали сюда? — Нахожу взглядом её поникший. От моего вопроса, было видно, как осунулось итак уставшее лицо.

— Столько времени прошло... — Её голос дрогнул, за этот день уже который раз. Был уже вечер, меня не искали, остатки сил провела вместе с дамой Чен. Но и она, видно было как тоже никому не нужна. — Мне было меньше твоего, Янлин, когда твоя мама ещё не выходила замуж, когда она не была беременна тобой — меня ещё никто не забрал. Взбунтовавшаяся, никому не нужная Фэнкфан. — Она смеётся, но грустно, подавлено. Глаза бродят по моему лицу. — Вужоу был ещё не так стар, да и сейчас не старик... Ходил он по провинции в форме солдата, узнавал от жителей как нам тут: хорошо или плохо. Он вместе с другими чиновниками ходили по нашей округе, когда мне вздумалось сбежать из дома. Родители хотели выдать меня замуж за одного воина, который давно присматривался к нашему двору, от этого я с ними очень поругалась. — Её губы дрогнули в усмешке, совсем нежной, будто она одновременно смеётся и над собой и над всем, что сейчас вспоминает. — Волосы распущены, платье, помню, даже тёплое не надела — просто выбежала из дома, под крики матери о том, что она всё равно выдаст меня замуж как Ксин и Джу. Тогда Вужоу проходил мимо нашего двора, когда встретились с ним, вернее... я в него врезалась. — Фэнкфан смеётся, всё-таки берёт в тонкие пальцы чашечку и отпивает ледяной чай, смотря на поверхность стола. — У Вужоу были такие глаза большие, удивлённые, словно он лицезрел нечистого. Но он... так больно заставил удариться моё сердце, что я сжала его руки, защищаясь от падения на льду. В нём не было видно Императора: совсем спокойный, холодные глаза и тёплые руки. Спросил у меня: «— Кто ты, юная дева?», а мне в голову ничего не пришло разумнее, чем сказать просто: «— Тебе нет и дела кто я!». Тогда, наверное, он впервые это услышал от девушки. Мама выбежала, взглянула на него злобно, утаскивая меня в дом, кричала ему о том, что ещё не хватало вляпаться в чиновников при дворце, а то заберут с собой. Горько, но так и было. Вужоу спросил у матери моё имя, а на следующий день пришло письмо от его советника...