Магистр дьявольского культа

Глава 48. Вероломство

Он не ощущал столь густого кровяного духа вот уже много лет, и что-то, глубоко захороненное в его естестве, тут же пробудилось, забурлило и завопило. Открыв глаза, Вэй Усянь увидел перед собой мелькнувшее блеском лезвие, пролетевшие сплошной стеной брызги крови, а затем голову мужчины, взмывшую в небо одновременно с его рухнувшим телом.

На обезглавленном человеке сидело одеяние с клановым узором, изображающим слепящее солнце и пляшущие языки пламени. Вэй Усянь посмотрел, как «он» убирает саблю обратно в ножны, а затем услышал низкий голос, исходящий из «его» рта:

— Подберите голову и выставите её напоказ псам из клана Вэнь.

Кто-то позади него ответил:

— Слушаюсь!

Вэй Усянь сообразил, кого только что обезглавили.

Это был старший сын главы Ордена Цишань Вэнь, Вэнь Жоханя, – Вэнь Сюй. Не Минцзюэ убил его в Хэцзяне: отрубил голову одним взмахом сабли и вывесил её на поле боя на обозрение заклинателям из клана Вэнь. Труп же Вэнь Сюя разъяренные адепты Ордена Цинхэ Не разорвали на мелкие кусочки, а затем размололи в фарш и втоптали в землю.

Не Минцзюэ взглянул на мертвеца у своих ног, отшвырнул его ногой и, положив руку на рукоять сабли, не спеша огляделся.

Чифэн-цзунь обладал весьма высокой фигурой. Когда в прошлый раз Вэй Усянь использовал «Сопереживание» с А-Цин, уровень его глаз находился довольно низко, а сейчас он оказался даже выше привычной линии обзора. Перед Вэй Усянем предстало бесчисленное множество убитых и смертельно раненых людей, чьи тела разбросало по всей округе. Среди них нашлись заклинатели и в мантиях, расшитых солнцем и языками пламени, и в облачениях с головой зверя – клановым узором Ордена Цинхэ Не – на спине, и в простых одеждах, без каких-либо опознавательных знаков. Каждая группа составляла примерно треть, и подобное мрачное зрелище и порождало пропитанный кровью воздух. Не Минцзюэ зашагал вперёд, непрестанно осматриваясь по сторонам, словно желал убедиться, не осталось ли среди заклинателей из Ордена Цишань Вэнь тех, кто ещё сохранял в своей груди слабое дыхание жизни. Внезапно он услышал приглушённый звук, раздавшийся из дома с черепичной крышей, стоявшего неподалеку.

Обнажив саблю, Не Минцзюэ со свистом рассёк хлипкую дверь ветхой лачуги, обнаружив мать и дочь, в паническом страхе прижавшихся друг к другу. Убогая обстановка хибары исключала сколь-нибудь надёжные укрытия, поэтому матери и дочери пришлось притаиться под столом и замереть без движения. Когда в зрачках молодой женщины возникло отражение Не Минцзюэ, с ног до головы покрытого кровью и обуреваемого жаждой убийства, по щекам её побежали мелкие слезы, а девочка в её руках широко раскрыла рот и в испуге застыла.