Вечером, в день моего рождения — настроение улетучилось. Я получила удар под дых. Как я поняла, отец поднёс телефон к уху Марселя. И он выбрал разбить то, что было под рукой, а не поздравить меня. В тот самый момент я почувствовала укол стыда, спрашивая у самой себя, что я делаю здесь с Ричи, — ну и, с друзьями, конечно, — а затем без объяснений покинула бар. Ричи выбежал за мной, утешил, просил вернуться на вечеринку в мою честь... хотел поцеловать, — за это я дала ему леща и ушла домой. На этом наше общение прекратилось до зимы, до начала съёмок рекламы. Мне было больно. Звонка, сообщения, хоть чего-то от Марселя я ждала больше всего. Я знала от Лили, что у него есть мой номер, — он спрашивал его у Дориана, только я не уточняла: рабочий или мой личный, — и меня поразило то, что он меня не поздравил в этом году. Его новый номер я сохранила в двух мобильниках — в одном обозначала эмодзи «сердцем, пронзённым стрелой», а во втором выбрала чёрное. Не потому, что у него оно такое, а потому, что наша любовь, на данный момент, печальна.

Я была наслышана от Гонелли, что он настроен решительно, чтобы вернуть меня. По крайней мере, таким он уезжал из клиники. Это было бальзамом на душу, после холодного взора, коим он окинул меня в то время, когда покидал наркологическую лечебницу во Франции. Даже не он — а обросший, худой, исколотый человек, с глазами, в которых был проблеск безумия. Я уточнила: уколы — лекарство, он не опускался до серьёзной гадости. Это помогло мне переварить информацию, но не намного. Едва я его увидела, то сразу поняла: наша встреча не состоялась, потому что он просто не хотел, чтобы я видела его таким. Стоило мне заметить его силуэт — моё сердце закололо. Я хотела прыгнуть ему на шею и зацеловать его, но меня остановил его ледяной твёрдый взгляд, который заставил мурашки бежать по моей спине. Он тогда... не узнал меня? Или не хотел узнавать? Не знаю, но я была парализована тем, что увидела и не могла побежать вслед за ним, а потом за машиной.

Я поняла чуть позже: теперь мне надо дать ему время. По-настоящему. Первый год он хотел убивать себя, но не анализировать свои поступки. Ох! Как же я винила себя, когда увидела его таким. Когда Теодор позвонил мне и открыл правду, о которой я никогда не могла бы догадаться, всё внутри меня перевернулось. Я думала, что не доживу до нашей встречи. Меня ломало и трясло, пришлось выпить чуть ли не всю пачку успокоительного.

Я попросила Джеки заменить меня кем-нибудь на показе, — что было очень сложно, ведь у меня контракт с Шанель не просто, как с брендом, но и как с домом моделей, но меня выручили — и я тут же рванула в клинику. Всё для того, чтобы услышать, что «ему стало очень плохо» и увидеть, что он не узнаёт меня и идёт мимо. Наверное, он чувствовал себя гадко внутри, что было неудивительно при том образе жизни, который он вёл. Меня ранило, что он оттолкнул меня через кого-то. Но я люблю его. Люблю его до сих пор. И каким бы он ни был, в каком бы облике не предстал предо мной, я буду любить его.

Мистер Грей младший III | Мистер Марсель ГрейМесто, где живут истории. Откройте их для себя