Вот уже пролетела неделя с тех пор, как мы поселились в Эдо, прямо под носом у шогуна. Мы с Цуяко неплохо устроились и даже привыкли к такой жизни, уж я-то точно. Правда вот душа в моей груди регулярно тяготела, стоило лишь оставить её одну на попечение судьбы. Хотя, наверняка, она волнуется не меньше, в конце-то концов она лисий дух, могущественный ёкай, а я всего лишь человек, хоть и неплохо орудующий нагинатой. Быть может, мне действительно не стоит так переживать, ведь на случай нежданного визита Широтамаши или ещё кто-то, мы пробили небольшие дырки в углах каждой комнаты и прикрыли их соответствующими столиками. Таким образом госпожа Накамура сможет в облике маленький лисы просто бегать из одной комнаты в другую, избегая обнаружения. А помимо прочего, она может даже становиться невидимкой. Соглашусь, не самая надёжная защита, но я утешаю себя тем, что Цуяко знает не только безобидные иллюзии, но и огненную магию. Дом превратится в горстку угольков... Но зато Цуяко спасётся!
Что же касается моей службы, то всё шло гладко и даже увлекательно. Не каждый день, но мне то и дело приходится применять знания на практике, разнимая пьяные драки или излавливая мелких карманников. На первый взгляд ничего примечательного, но в Токофу у меня даже таких заморочек в помине не было. Я чувствовал такую скуку... Увядал буквально на глазах, словно цветок без солнца. Благо, в Эдо всё иначе.
Меня часто отправляли на патруль с одним и тем же юношей, младше меня всего на два года, ну или говоря иначе — двадцати пяти лет. Звали его Ивасаки Ясухиро и мы в довольно краткие сроки отыскали общий язык, смахнув в сторону формальности и перейдя на "ты". Даже сейчас, отправляясь на длительный перерыв, смежный с обеденной трапезой, мы шли нос к носу, сыскав очередную тему, дотоле не обсуждаемую между нами. Каждый раз я полагаю, что скоро тем для перекидывания словечками не станет и мы погрузимся в угрюмое молчание, но мысли эти постоянно рушатся как волны о скалистый берег, опрыскивая мой рассудок свежестью очередной ошибки, на которую я только рад нарваться. Надо полагать, вечерний патруль тоже выпадет на совместную долю.
— Хочешь сказать, что наловчился так держать оружие в Богами запамятованной глуши? — полунасмешливо спросил он меня.
Поскольку о Токофу практически никто не слышал, у нас с Цуяко не было причин придумывать мне фальшивое прошлое, так что почти вся личная информация, которой я поделился с Ясухиро — в полной мере правдива.
— Выходит, что так. — скромно пожал я плечами, поглядывая то в его лицо, то в затуманенную синеву. — Я ответственно относился к своей работе.
— Не жалеешь, значит, что переехал сюда?
— Нисколько, уж поверь. По бабуле, правда, сердце скучает.
— Бабуле? — вопросительно он покосился. — Только по ней?
— С остальной роднёй у меня незавидные отношения. — на выдохе проговорил я, хмуро склонив голову к каменной кладке, цвет которой идеально соответствовал палитре красок, в коллаже которых архивировались воспоминания моей семейной жизни.
— Понятно... — стыдливо отвернулся он, разгадав что копнул глубже положенного. — Ты только совестью себя не распинай, это житейская ситуация. Птенец отрастил крылья и даже свил своё гнездо. Кроме того, ты ж отправляешь ей свежие весточки? Контакт-то хоть какой-то держишь?
— Ну разумеется.
Правда, я написал ей, что воспользовался предложением госпожи Накамуры и стал самураем, но это неважно. Главное, чтобы душа её не надрывалась на мой счёт. Я мог сказать ей, что теперь живу с Цуяко, но вы сами понимаете, чем это чревато.
— Что слышно от кузины? — спросил я Хиро, резко повернув в другую тему. — Всё так же?
Дружба с Ясухиро также принесла нам с Цуяко неожиданную выгоду. Дело в том, что его старшая двоюродная сестра оказалась самурайкой и была в курсе многих дел двора. И пусть женщина в доспехах и с угрожающе сияющей катаной не вводит вас в сумбурный ступор. Многие ставят под сомнение факт об их существовании, но самурайки так же реальны, как солнце за вашими окнами. Только они по-другому называются.
— Так же. — кивнул Ясухиро, разочарованно вздыхая. — Что творится у шогуна в голове... — тут он снизил интонацию и порицательно покачал головой. — Нам чуть ли не весь Запад угрожает, а он объявил охоту на ёкаев, причём из-за всего одной лисицы. Не о них сейчас должно думать, а об укреплении власти.
— А я считаю, что Токугаве как раз напротив стоит сбавить пыл пойти на уступки. Его предшественники вон, игнорировали американские угрозы и что в итоге отхватил наш шогунат? Пришлось Масахиро созывать совет, который ещё больше опустил его в глазах разочарованного люда.
— Ты не понимаешь, Тадао. — вонзился он в меня глазами как осиным жалом. — Япония с самой зари своей истории была и оставалась независимой, а сейчас мы вдруг обязаны прогнуться перед англичанами... Русскими... Американцами... Разумеется никто в здравом уме не искрится перспективой менять вековые устои. Это уже дело чести.
— По чести ты мне ещё сказочек наплети, дескать, нас одно бушидо защитит. — против воли усмехнулся я сквозь зубы. — У чужаков склады и фабрики мушкетов, а ты предлагаешь наступать на них в лоб?
— Нет, вот здесь я спорить не решаюсь. — оградительно помахал он ладонью. — Это уже откровенный маразм, Эра Лука давно прошла, пора Японии уж зашагать в ногу со временем.
Вообще, политика никогда не возбуждала моего интереса, но сейчас ситуация прямо-таки слишком обострилась... Япония веками оставалась верна путям и традициям наших предков и это отлично работало в старину, но нынче эпоха перемен. Вооружение совершенствуется, иностранцы давно при порохе, а у нас он эксплуатируется разве что на корабельных пушках, ну и на фестивалях в качестве салюта. Нет, у нас есть свои запасы огнестрельного оружия, но они ничтожно скромны. Сейчас мы уязвимы как никогда прежде, но шогун всё равно упрямо продолжает корчить из страны восходящего солнца злобного тигра, один удар когтей которого рассекает землю надвое. Страна на грани развала и по всей её территории бушуют вооружённые восстания... В Эдо, как в столице, ситуация ещё стабильная, а нас, стражников, не отправляют на них лишь по той причине, что чем в городе больше стражи, тем Иэмочи спать спокойнее. Однако же госпожу Накамуру это нисколько не страшит и не угнетает. Регулярно слышу от неё слова по типу:
— Сколько себя помню, Япония всегда была погружена в кровопролитные распри, один лишь период Сэнгоку чего стоил. Изначально я сама тряслась пред ними в страхе, но спустя пару веков пообжилась и принялась смотреть на госконфликты, как на обычную грозу в далёком горизонте.
Цуяко уверяет меня, что даже если нас захватят, ничего кардинально не переменится. А меня день ото дня сжирают заживо сомнения, как червь, засевший глубоко внутри... И какую бы рациональную отраву я не запускал по венам, этот живучий паразит всё игнорирует, нагло истощая душу по крупицам.
— Тадао? — различил я ладонь Хиро, порхающую в сантиметрах от моего лица. — Ты здесь?
— А, да... — расчертила мне лицо неловкость. — Извини, утонул в своих же мыслях.
— Благо, что не задохнулся. — простодушно улыбнулся он. — Мы почти у меня дома.
В зависимости от того, к чьей обители нам было ближе возвращаться после патрулирования, мы частенько провожали друг друга. Собственно, сегодня ближе оказался его дом. Ясухиро жил заметно богаче нас с Цуяко. Но оно немудрено, ведь это было его семейное поместье, а мы лишь недавно сюда, так сказать, переехали. Два просторных этажа, красивый внутренний дворик с отцветающим садом, целое собрание семейных реликвий... Хоть клан Ивасаки и был дворянским лишь наполовину, жили они всё равно лучше многих. Должно быть, всему виной обширные связи.
Похоже, нас тактично дожидались. А именно — мать Ясухиро, она же Ивасаки Чиэко, женщина средних лет, непомерно молодившаяся за счёт регулярной заботы о своём лице, хотя фигура её, откровенно выскажусь, явно помнила много лучшие годы, а ныне трагично засохла, точно тщательно отобранная икебана, которую она считала своим центральным хобби и даже неплохо зарабатывала этим жанром искусства. Именно она заботится о каждой цветочной клумбе в своём особняке, поэтому пёстрый букет цветов, зажатый в её тонких до костей руках, нисколько нас не удивил.
— А вот и два неразлучных стражника. — плавно миновала та бамбуковую калитку, дружелюбным образом преграждая нам путь. — Как в воду я глядела, снова возвратились вместе.
— Добрый день, госпожа Ивасаки. — поклонился я ей, но без излишних прелюдий.
— Здравствуй, матушка. — последовал и Хиро моему примеру, но явно с большей теплотой. — Что-то стряслось или же просто решила поздороваться?
— Второе, к счастью. — расслабленно ответила она. — Захотелось ещё раз поблагодарить господина Шидзукаву за то, что присматривает за моим сыном. Невозможно знать наверняка, какие козни нам готовит будущее, поэтому в жизни так важно отыскать надёжного товарища, готового прикрыть тебе спину. Вот, возьмите, я настаиваю. — протянула она мне букет цветов, в которых я совсем не разбирался и оттого-то различил средь них лишь хризантемы. — Порадуйте свою красавицу-жену.
— О... — ощутил я лёгкий разлив пунца на своём лице, ибо принимать подобную любезность было излишне неловко. — Спасибо вам. Уверен, Ханами по достоинству оценит вашу милость.
— Такая обворожительная женщина, а сидит дома целыми днями... — сникли её губы, как у непонятого художника. — Даже, если честно, жаль.
— Она отродясь боялась ёкаев, а недавно сами знаете что приключилось. — ответил я, поправляя разъехавшиеся стебли на руках.
— Ваша правда. Но знаете, поспешность — называть их злыми безо всяких исключений, а кицунэ уж тем паче. В большинстве своём они просто ребячливые и любят подшучивать над нами. Можете передать вместе с цветами.
— Обязательно. — послал я ей благодарный кивок
Обязательно не передам. Читать Цуяко лекции на тему лисьих духов это, прямо говоря, смешно. Лишь бы достопочтенная Чиэко взаправду не вознамерилась удостоить нас своим визитом... Я представляю, сидит она перед Цуяко, с умным видом перечисляет один факт за другим, а госпожа Накамура молча внимает ей, с полунасмешливой улыбкой кивая через каждое слово, как губка пропуская через себя кристально чистые факты и задерживая в голове откровенные глупости с небылицами.
Попрощавшись с Ясухиро и его матерью, я не торопясь побрёл к своей, в кавычках, жёнушке. Аж в воздухе вдруг зашлейфило каким-то сладострастным ароматом, ибо мы взаправду хорошо ужились вместе, как настоящие супруги. Домашнее хозяйство давалось Цуяко без каких-либо затруднений, особенно по части кулинарного искусства. Единственной её извечной проблемой была стремглав растущая скука, которую она заедала по большей части книгами или тем же домоводством. Должно быть, вот она — причина её нарастающей привязанности к вашему покорному слуге: стоит мне лишь возвратиться, как она чуть не на шею мне бросается, не отпуская до вплоть позднего вечера. Но для меня такое внимание даже к лучшему, ибо чем госпожа Накамура разговорчивее... Тем больше информации я могу из неё выжать. Она даже стала забывать о своём правиле в картах — задавать всего один вопрос, чем я активно пользовался.
Миновав два жилых квартала, я оказался возле двери нашего с Цуяко дома. Выражаясь точнее — того дома, где у нас была снята квартирка. Уже автоматически взобрался я по широченной лестнице, ведя ладонью вдоль лакированных перил больше из приличия, чем стремления не полететь вниз кубарем и постучался в пригвождённую к памяти дверь, выдерживая крупные паузы между ударами. Мы условились, что многократный и быстрый стук — это знак, что я не один и Цуяко необходимо сменить обличие, а вот три медленных стука это напротив знак безопасности. Как только я зашёл внутрь, то сразу положил нагинату в угол и уловил приятный аромат домашней еды, над которой хлопотали столь талантливые руки. Двигаясь чуть ли не зигзагом, точно акула на запах крови, я попал на кухню, где Цуяко чувствовала себя как в родной стихии.
— С возвращением. — обернулась она ко мне, сверкнув приветливой улыбкой. — Угорь и свинина ещё не до конца прожарились, но если голод гложет, можешь закусить онигири.
Она указала мне рукой на наш небольшой столик, уставленный чистыми, пока ещё пустующими блюдцами, хотя на центральном действительно теснилось несколько рисовых лепёшек, что уже подняло мне настроение. Тем более, что каждая из них, наверняка, начинена совершенно разными ингредиентами: водорослями, мясом, рыбой, икрой, а иногда и вовсе чем-то совершенно нестандартным, но вызывающим фейерверк в ротовой полости. Съедаемая ежедневной скукой, будучи запертой в почти что четырёх стенах, Цуяко уделяла кухне, пожалуй, излишне много внимания: всего готовила понемногу, но с разнообразия рецептов наш с ней стол порой трещал по швам, не в силах уместить на своих плоских плечах все плоды её гастрономических трудов. Что-нибудь да всегда оставалось в качестве закусок к картам. Порой это влетало в копеечку, но любой, отведавший её стряпни, скажет, что оно, определённо, стоило того.
Я всё смотрел на онигири, уже воображая, как вцеплюсь в них и позволю рису растаять на языке, а вот Цуяко явно больше заинтриговали пышные бутоны у меня в руках.
— А это откуда? — спросила лисица, недоумевающе расчерчивая глазками прямые, от моего лица до вышеупомянутого букета.
— М? — понадобилось мне время на осознание. — А, цветы!.. — беспокойство капелькой адреналина разогнало моё сердце, ибо мог я лишь гадать, какие варианты объяснений госпожа успела пригвоздить к доске суждений своего гиперактивного ума. — Мать Ясухиро подарила. Вам, если быть предельно честным.
— В таком случае, моя ей благодарность. — ответила она с косой и подозрительной улыбкой, прежде чем вернуться к шипящим в масле ломтикам. — Будь добр, пристрой их в вазе у окна. Только воду прежде набери.
Сделав, как мне было велено, я заодно поставил чайник на огонь, а затем уселся на подушку возле столика и взял одну онигири, надкусив которую понял, что у неё внутри был лосось. Удачное, однако, сочетание попалось, учитывая как мне импонировал дуэт его подсоленного мяса с клейким пресным рисом, позволяющий раскрыть естественный и выразительный вкус рыбы. Снова перевёл я взгляд на суетящуюся у огня Цуяко, безмятежно напевающую тихую мелодию себе под нос и вышел к заключению, что перепачканный мукою фартук неоспоримо прибавляет ей домашнего очарования.
— Госпожа, а не ответите ли на один вопрос? Ваш человеческий облик — это просто-напросто иллюзия?
— Не безоговорочно, но всё же... — призадумалась она, не оборачиваясь. — Да, по большей части это верное суждение.
— Значит, вы можете выглядеть, как сами того пожелаете? — продолжал я утолять и аппетит, и любопытство одновременно.
— Как и любая другая кицунэ.
— В таком случае мне интересно, почему же вы не выпрямляете свой вздёрнутый носик?
— Ты так говоришь, словно бы из-за него я перестала быть красивой. А ведь вздёрнут он весьма умеренно.
— Не оспариваю, просто... — огляделся я вдоль пустующих кленовых стен, переводя мысли во внятную речь. — Вы ведь можете выглядеть и вовсе идеально. Почему же вы пренебрегаете такой возможностью?
— А что, вздёрнутый носик это так плохо? — допытливо переглянулась она, сверкнув настолько опасной улыбкой, что та походила аж на лезвие ножа, которым меня готовились пырнуть за ущемление чувства женской красоты.
— Ам... — вместе с рисом проглотил я ощущение спокойствия. — Нет, ну просто...
— Прежде всего, Харуки... — плавно развернулась госпожа к огню. — Вздёрнутый нос это и близко не недостаток, просто анатомическая особенность.
— Я понял. — потихоньку выходил я из пережитого состояния, как суслик из своей норы, заметив что орёл покинул поле зрения. — Буду иметь в виду, простите.
— Ничего, учиться никогда не поздно. Но возвращаясь к твоему вопросу... Мне действительно не сложно выровнять его, для меня это сущий пустяк. Но вздёрнула я его неспроста, как ты мог догадаться. Я решила, что он отвлечёт внимание от моего клыка.
— Клыка? — переспросил я, взаправду не понимая о чём речь.
— Угу. — с тенью досады промычала она. — Вот уж где изъян взаправду притаился.
— Эм... Честно говоря, я его даже не заметил.
— Правда? — с нескрываемым замешательством та искоса взглянула на меня. — Врёшь, быть того не может.
— Я серьёзен. Что там у вас с клыком?
— Чудной ты, Харуки. Носик, значит, обвинил, а вот кривой зуб даже не засёк, учитывая сколько мы с тобой общались.
— Слеп, признаю. — сдаваясь, развёл я руками. — Но зато ваш план сработал, это ли не повод радоваться? Отвлекли ж моё внимание.
— И правда. — приподнялось её настроение, а вместе с тем и уголки тонких губок. — Ну что ж, любуйся!
Широко раскрыв рот, Цуяко продемонстрировала мне свои ряды неидеально, но всё-таки белых и ровных зубов, среди которых обнаружился всего один-единственный бунтарь — правый клык на верхней челюсти, в который госпожа нарочно тыкала языком. В самом деле, теперь я понимаю, о чём она говорила... Все остальные строго выровнены, а он один смещён набок. Наверняка, и при улыбке создаёт чёрную щель... Чёрт побери, как я мог его не замечать всё это время? Действительно.
— Да... — кивая, протянул я. — Но знаете, красоты он вам не убавляет. Это такая ерунда, вот честно.
— Знаю. — закрыла она рот, довольная услышанным комплиментом. — Но всё равно благодарю тебя.
— А его почему не выравниваете?
— Потому что не могу. Зуб-то у меня взаправду повреждён.
— Всего один? Как-то это странно.
— О, это глупая история. Но если хочешь, расскажу.
— Давайте. — сказал я, потянувшись за вторым онигири. — Я весь внимание.
— Ну что ж... Слышал ли ты о печеньях с предсказаниями?
— Конечно. Кто ж о них не слышал?
— А о тайяки с предсказаниями?
— Тайяки? Нет, вот это уж определённо что-то новое...
— Вот и я никогда не слышала. Но давным-давно стащила одну штучку с прилавка безымянного, но очень предприимчивого торговца. Меня тогда заботила одна лишь сладость и я даже взор не бросила на вывеску возле ларька. Уединилась значит, довольная вгрызлась в пирожное... — поморщилось её лицо, будто она заново пережила те ощущения. — И столкнулся мой клычок с футляром, засунутым внутрь вместе с начинкой.
— Ой-ёй... — уподобился и я ей, представив всё на своей шкуре.
— Так уж вышло, что задела я чехольчик лишь клыком, но оттого он начал чуть шататься. И я честно думала, он выпадет, но вот... Видимо, отошёл не до конца и заново укоренился. А поскольку я уже готовилась прощаться с ним, я его даже не трогала. И вот, принял неудобное положение.
— Теперь я просто не могу не поинтересоваться, что же звёзды вам тогда напророчили?
— Быть готовой утопить в слезах ошибки прошлого. Но поскольку я уже тогда почти не плакала, утопила я этот футляр с его прогнозами в реке. И с тех пор взращивала в себе недюжинную наблюдательность.
— Да уж... — усмехнулся я и подпёр голову рукой.
— Но вообще, не всё так плохо. Ты удивишься, но людям вовсе не симпатизирует совершенная внешность, так устроена их психология. Имея чистейшую кожу, чарующие глазки, шелковистые волосы и прочее... Будучи Богом или Богиней среди смертных... Ты рисуешься им неживым. Эдакой... Фальшивкой. Подобное неверие и провоцирует общественное отторжение сих идеалов. А имея пару зрительных изъянов, люди напротив принимают тебя за своего или свою. Я убедилась в этом, когда проследила возросшее дружелюбие в свой адрес, стоило мне искривить зубик. А ведь сперва я его стыдилась, пыталась спрятать... Тем же носиком, например. Это сущие мелочи, а взамен же люди тянутся ко мне. А ведь если взглянуть правде в глаза, то носик мой и вовсе вот такой длины.
Дотронувшись указательным пальцем до своего носа, она отвела его на примерное расстояние, равное длине лисьей мордочки.
— Как служба протекает? — спросила Цуяко, переключившись на кипящий котёл с рисом.
— Всё как обычно. — скучающе подпёр я голову рукой, разглядывая близ двери пёструю рукотворную вышивку, порождённую Цуяко в очередном приступе безделья, и которую мы взаимно решили повесить за неимением картин. — Топчем улицы, словами перебрасываемся. Мелких жуликов излавливаем.
— По-прежнему ль наш след укрыт, словно ковром из позолоченных слёз осени? — невольно обратила она взор на окно.
— По-прежнему. — не смог я удержать улыбки от её наплыва поэтизма. — Да и неудивительно, сейчас шогуну надо больше Запада бояться, чем вас.
Через несколько минут стол просто засиял от яств: по соседству с онигири встала большая чаша с белым рисом, выступающим в роли основного гарнира, источающего ароматный пар, переносящий меня в давно минувшее детство; донышки ещё двух блюдец окропились горячим жиром, которым сочились только-только соскочившие со сковороды ломтики угря и мяса, хрустящие в зубах за счёт обильной панировки; рядышком скромно пристроилась тарелка с приподнятыми краями, с которых свисали мягкие и тающие во рту сашими из насыщенного мяса свежего тунца, в меру сдобренного уксусом и рассредоточенного на одной половине, в то время как на противоположной же свисали хвостики розовых креветок, обладающих скорее сладковатым вкусом, чем солёным, а посередине, точно цветоложе этого съедобного бутона, красовалась фисташково-зелёная масса васаби; не беря в расчёт чашки с зелёным чаем, последним дополнением к нашему пиру стала высокая миска с карри-соусом, а также ложкой, что торчала из неё. Вот об этом я и говорил — ради подобного не жаль и раскошелиться.
— Госпожа, а вы не боитесь, что нас захватят чужеземцы? — спросил я её, подхватывая палочками кусок мяса, в прикуску к отварному рису.
— Нас не захватят. — не поведя глазом, заявила она, первым же делом отправив в рот сашими, обмакнутое в соус, которое та принялась сосредоточенно жевать.
— Почему вы так уверены? — спросил я, предварительно сглотнув разжёванную массу.
— Времена, когда чужие народы истребляли под корень давно в прошлом, Харуки. — заев сашими, госпожа взялась за миску с карри и полила им свой рис. — Даже если Япония кому-то проиграет, нас будет ждать не геноцид, а всего лишь перестрой привычного порядка. Поэтому... — оказался я на мушке у её пронзительных очей. — Я надеюсь, тебе хватит ума не идти на фронт. Если тебя колышет безопасность собственной страны, то вот тебе совет — стань бессердечнее. Родина... — высказала она столь брезгливо и потворственно, что я чуть не возразил ей. — Пустотой так и разит от слова этого. Нет в нём и грамма сакральности, которую стремится привить власть обычным гражданам. Сказать тебе, Харуки, что такое родина? — томно поинтересовалась лисица. — Кусок земли. И не более того. Население — вот что действительно делает твою родину уникальной. Сама ли земля передаёт вековую культуру новому поколению? По ветру летят легенды и сказания, сами истоки которых не вспомнят даже глубочайшие старцы? Конечно, нет... Это делают люди, которых-то и шлют на убой. Целесообразнее пожертвовать частью земли, пустышкой, нежели действительной ценностью. Но оно правителям не надо. Единовластие, богатства, сила... Вот что их интересует. Ничего святого у них нету... Ровно, как и права заливать уши народа этим бредом. Не веришь гласу здравомыслия, так хоть доверься моему.
Что ж, действительно... Кому ещё мне верить в подобных вопросах, как не тысячелетней госпоже Накамуре, лично лицезревшей почти каждую страницу нашей истории неискажённой и кристально чистой, вместе с каждым её тошнотворным откровением. Тысяча лет, до сих пор диву даюсь... А выглядит она всего на двадцать пять. Внезапно, распробовав мясо, я перестал жевать и уставился на него. Цуяко в это время подносила к губам чашку и, заметив моё замешательство, спросила:
— Что-то не так? Вкус не нравится?
— Вкус отличный, просто... — напряг я рецепторы, чтобы лишний раз убедиться перед тем, как спрашивать. — Не входит ли саке в рецепт?
— И ты раскусил это по одному лишь вкусу? — любопытно приподняла она бровь, перекашивая губы в подобии смешливой полуулыбки. — А я под впечатлением.
— Мне же ещё вечером караул нести. Может, не стоило? — не спуская с неё взгляда, я переключился на вторую онигири, надкусив которую обнаружил в сердцевине обжаренную икру минтая.
— Саке там считанные капельки, и то лишь ради корочки. — ответила она, отложив палочки в сторону и орудуя против карри с помощью ложки, уже преподнесённой ко рту с зачерпнутым рисом, пропитанным пряным соусом. — Не говоря уже о том, что спирт разрушается при термической обработке.
— Для корочки? Воистину, вы несравненный повар. Вам под силу даже заработать этим, организовав свой бизнес и открыв закусочную. — отпил я из чаши малость горьковатый и остывающий чай.
— Ну это маловероятно. — посмотрела она в окно со слегка приподнятыми уголками губ. — Нет конца моим скитаниям от побережья Хоккайдо до побережья Кюшу... Я не могла себе позволить затянувшуюся остановку, а потому нуждалась в более мобильном способе заработка.
— И ваш выбор пал на карточные игры? — спросил я, раззадоренный острым ароматом тмина, повисшим в воздухе, склонившим меня к выбору полить и свой рис тоже.
— Понимаю, риск кричит орлиной тенью, но варианта лучше не сыскалось. Покер быстр и эффективен.
— Быть может. Слушайте, а я вас, часом, не... — неловко ковырял я ложкою в тарелке.
— Что такое? — спросила она, хватая угря палочками.
— Не утомляю ли я вас? Кухней там, домашними хлопотами...
— Нисколько. — расслабленно улыбнулась она. — Мне не привыкать к домашнему хозяйству, а порой даже накатывает грусть, когда тебе не на кого излить свою заботу. В былые дни я разделяла одну крышу с младшим братом и поверь, за ним нужен был глаз да глаз... Но забота о том сорванце была мне только в радость и не нашлось бы всём белом свете такой вещи, которую я б променяла на неё.
Одного лишь её тёплого взгляда мне хватило для осознания, насколько сильно госпожа его любила. То был взгляд, вырезанный прямиком со страниц детских сказок, где добро всегда побеждает, а счастье в самом деле может длиться вечность. Где каждая строчка как речной приток, соединяясь со следующей, образуют радостно журчащий поток, дарующий улыбку каждому, кто опустит в него руки, зачерпнёт воду и с наслаждением ту вкусит.
— Но полно вопросов. — вздохнула она, придавая лицу выражение более индифферентное. — Припаси-ка их для игры, ибо ты мой до самого вечера.
Ты мой до самого вечера... Ладно, промолчу. Даже дивиться не стану, если когда-нибудь засвидетельствую слова в стиле "развлеки свою госпожу". Отчасти мне, бесспорно, приятно это слышать, но порой мне кажется, что Цуяко слишком вжилась в роль.