Влад Князев не думая повернул на окружную. Он шёл вдоль дороги, которая огибала Посёлок по большой дуге. В это время на трассе машин практически не было. В принципе, как и всегда. Влада никто не успел заметить, а он всё шёл. Сам не знал куда и зачем.
Он любил Марину Ларионову. С того самого момента, как увидел грустную девушку, которая хотела веселиться на вечеринке, а глаза её оставались пустыми и трагическими. В школе всё было не так. Марина тогда была весёлой и шутливой. Редко участвовала в школьном движе, но всегда находила общий язык со всеми одноклассниками. Влад тоже с ней общался, но какие могут быть в школьное время серьёзные отношения. Да и не надо это было ему.
Перемены в настроении у Марины были сезонные. Влад это заметил. Ещё он заметил, что ничего не уходит. Марина каждый раз вздрагивала, когда они проходили по какой-нибудь тёмной улице или видели компании из трёх и более парней, словно каждый был готов на неё наброситься. Но ведь ей просто не повезло. Она оказалась не в то время и не в том месте. То, что с ней случилось, не происходит каждый день. Но Марина вела себя так, будто то же самое могло произойти ещё. И ещё. И ещё.
Дорога пошла чуть на подъём. Снег полетел крупными хлопьями с неба, но Влад не останавливаясь топал вперёд.
Сколько можно быть такой одинокой и недоверчивой? Неужели Марина не понимает, что Влад желает ей счастья? Он не хочет, чтобы с ней что-то приключилось. Влад резко остановился: «А вдруг Марина решит сегодня...» Да нет. Не должна. Влад научился чувствовать моменты, когда Марине было до такой степени плохо, что не стоит оставлять её одну.
Незаметно Влад оказался возле школы. Сам не заметил, как поворачивал, поворачивал. И вот он здесь. Влад задумался: ведь решил же не приходить. Но что-то подталкивало его зайти внутрь. Что-то влекло.
— Ладно, — прошептал сам себе Влад. — Зайду на десять минут и сразу же оттуда убегу. К Марине.
Было примерно пять сорок пять вечера. Концерт планировался в шесть. Сейчас в школе должны собираться бывшие ученики и одноклассники Влада. Он подозревал, что успеет встретить кого-нибудь из одиннадцатого «а» десятилетней давности. Но то, что он увидел в вестибюле поразило Влада.
Не успев снять верхнюю одежду, всё ещё покрытые снежинками после улицы, раскрасневшиеся, счастливые и невероятно весёлые, возле старого шатавшегося трельяжа разговаривали Валерия Фёдорова и Марина. Влад в замешательстве остановился. Он думал, что Марина сейчас сидит дома и либо занимается самобичеванием (как всегда), либо переживает за него. Но ни того, ни другого не происходило. Вместо этого Марина преобразилась. Её такую Влад не видел со школы. Серьёзно. Только в школьное время у неё был такой горящий взгляд и широкая улыбка. Влад непроизвольно засмотрелся на малоизвестную ему Марину, отчего перекрыл вход.
— Гм, пройти-то можно? — услышал Влад позади себя глубокий знакомый голос.
После того, как голоса одноклассников-парней сломались, где-то после восьмого класса, Влад всех их помнил: сказывался музыкальный слух.
Влад обернулся и понял, что голос он угадал правильно.
— Князь, ты ли это? — удивился перед Владом мужчина: уже слегка лысеющий по бокам ото лба, но с ухоженной бородкой.
— Привет, Макс, — кивнул Влад, подтверждая предположение Максима Голубева, который уже расплывался в улыбке и раскрывал крупные ладони для объятий.
— Да ты ни капли не изменился, — пробасил Максим, обхватывая Влада и слегка его сжимая.
— Зато тебя не узнать.
— Ты ж узнал, хитрец, — прищурился Максим, не убирая руки с плеча Влада.
— По голосу, — пожал плечами Влад, — Встреться я с тобой в переулке, прошёл бы мимо.
— Да уж, — вздохнул Максим, начав отряхиваться от снега. — Наверно многие изменились.
Максим бросил взгляд вгляд вестибюля и искренне улыбнулся.
— Это Лерка с Маринкой там? — Влад обернулся, чувствуя, как собственническое чувство пробуждается. Хоть Максим и назвал первой Валерию, но всё равно стало неприятно.
— Да, они, — мягко улыбнулся в сторону девушек Влад. Марина заметила их взгляды и живо помахала, подзывая. Она светилась. Влад умилённо хлопнул глазами и заворожённо поплёлся за Максимом, который обогнул его и поспешил к девушкам.
— Макс, — пискнула Валерия и бросилась к Максиму на шею, словно они не виделись вообще ни разу после школы.
— Влад, — попыталась подыграть Марина, бросившись Владу на шею, но не сдержалась, рассмеялась и в итоге поцеловала его.
Не знать, что происходит в маленьком городке, сложно. Как говорится, если ты на одном краю пукнул, то на другом обязательно скажут, что ты наложил в штаны.
Влад догадывался, что все в округе были в курсе про их с Мариной отношения. Этого невозможно было не заметить. Тем более Влад догадывался, что его мама не сможет удержать в себе эту новость. После того, как он рассказал, что они с Мариной вместе, его мама нарадоваться не могла. Но после первого приезда, когда Марина осталась у них дома, мама вроде как поменяла своё мнение. На Марину тогда от нового места нахлынули заново воспоминания, она кричала ночью и плакала. Мама тогда была сильно огорошена её поведением, но постаралась не замечать этого. Но одно дело не обращать внимание на действия человека, и совсем другое, на то, что человека нет: на утро Марина не вышла к завтраку и просидела все выходные в комнате. И только через два дня вышла, попросила прощения, сказала, что ей нездоровилось и Влад её снова увёз.
Так что он подозревал, что одноклассники в курсе изменений в личной жизни именно их пары.
— Эй, почему обнимашки проходят без нас? — послышалось позади.
Четверо одноклассников дружно обернулись и заметили довольную Настю Полякову. Она была одета просто, но со вкусом, совершенно не так, как рядилась Настя в школьное время.
Она шла в раскрытыми руками, словно готова была обнять всех четырёх бывших одноклассников разом. Её счастливое лицо говорило о том, что она на самом деле рада видеть этих людей. Позади неё неуверенно, но всё же весьма высокомерно, поглядывала на небольшую кучку одноклассников Виолетта Белова.
Настя успела заметить удивлённые взгляды Валерии и Марины, но те быстро совладали с собой и бросились обниматься.
Виолетта и Настя были модницами в школе. Они старались быть надменными, крутыми и очень красивыми. И если с последним и предпоследним у них были успехи, то вот с первым пунктом не справлялись.
Как известно, часто случаются моменты, когда учитель задерживается. Тогда весь класс начинает шуметь и задавать собственный тон кабинету. Конечно, и бывают моменты, когда класс рассредотачивается на группы, и тогда в кабинете стоит хоть не идеальная, но более или менее тишина. Но одиннадцатый «а» не мог долго молчать. Парни начинали подкалывать девчонок, громко разговаривать, показывать и рассказывать всякие интересности. И именно в такие моменты у Виолетты и Насти просто не получалось соответствовать своим заявленным стандартам. Девочки тогда становились обычными подростками, которым тоже интересно поучаствовать в движухе, становились простыми и весёлыми. В такие моменты каждый проникался к ним, каждый думал: «Ну почему они в другое время ведут себя как стервы?» Но как только учитель заходил в кабинет, всё становилось на свои места.
Сейчас Настя вела себя так, словно в одиннадцатом классе они с Виолеттой не сторонились общества многих одноклассников. Настя и Виолетта в школе старались не общаться с женской половиной класса, а вот с мальчишками им было даже весело. Конечно, они крутили перед ними хвостами и пытались заигрывать, но не более того. Так уж заведено, что пары в одном классе редко образуются. С параллелью — возможно. В одном классе — маловероятно.
Именно из-за прошлой отрешённости и отчуждённости Марина и Валерия запнулись об приветствие Насти.
Но если по приветствии и по виду Насти можно было решить, что она как-то изменилась, то по Виолетте этого сказать было нельзя.
Виолетта снисходительно и сдержанно улыбалась, стоя чуть в стороне. Старалась смотреть свысока, но это у неё мало получалось: она была низкой и худощавой, и в школьное время каждый день носила каблуки. Но сейчас Виолетта была без подпорок, хоть вид её и говорил о том, что она состоятельная и важная особа.
Она не хотела сильно привлекать к себе внимания, но Настя вырвалась вперёд и всех переполошила. Виолетта думала просто подойти и поздороваться, но Настя изменила все планы. И теперь на них неслись тела и руки, чтобы и её заключить в объятия.
«Рада видеть», «давно не виделись», «как дела», «ты совсем не изменилась» — именно такими репликами они обменивались. И Виолетта заметила, что на самом деле рада видеть этих людей. Она считала, что ей не понравится этот вечер, что она раньше времени захочет уйти. В принципе, Виолетта и сейчас была бы не против смотать, но уже с меньшей уверенностью. Чужая энергия и радость подхватили её и заставляли чувствовать себя нужной и не такой одинокой.
— О, вот и наши. Говорил же, что легко их найдём, — послышался рядом голос, который Валерия узнала бы везде.
— Тёмка, — снова пискнула Валерия и, протиснувшись мимо Виолетты, бросилась на шею широко улыбающемуся Артёму Жукову — соседу по парте, лучшему однокласснику и просто хорошему человеку.
— Ну хоть кого-то я знаю, а то в Посёлке ни одного знакомого лица. Словно после того, как мы ушли, всё поменялось до неузнаваемости, — улыбнулся Артём.
— Так и есть. Только изменилось всё не сразу, а на протяжении десяти лет после нас, — пожала плечами Олеся Филатова, подталкивая Артёма вперёд. — Двигайся, я тоже хочу пообниматься.
В школьное время Олеся часто тихо и невыразимо ревновала Артёма к Валерии. Но понимала, что та его соседка по парте и их общие темы не могут испариться в одночасье. Поэтому Олеся пыталась завладеть вниманием Артёма на переменах, но всё равно это получалось не сильно успешно.
Олеся не хотела романтических отношений с Артёмом. Он просто ей нравился. Он был весёлый, довольный жизнью, счастливый — такие люди притягивают к себе простых, наивных и страдающих. Вот Олесе и хотелось близкой, лучшей дружбы с этим мальчиком-зажигалкой. Но мало что выходило.
Сегодня вечером Олеся встретила Артёма возле школы. Он стоял в замешательстве перед крыльцом, под крупными хлопьями снега, и глупо пялился вперёд. Это был не тот Артём, который ей нравился и внимание которого она пыталась заполучить. Этот Артём был весь сгорбленный и уставший. И этот Артём пил. Пока Олеся приближалась к нему, он держал карманную фляжку в руках и не отводил взгляда от школы.
— Решил прям сразу напиться? — спросила она.
Артём испуганно глянул на подошедшую Олесю, но, поняв, кто перед ним, успокоился. Она заметила, что он смотрел в окно, за которым уже встретились некоторые одноклассники.
— Да вот... — замялся Артём, обнимая Олесю. — Для храбрости.
— Не такой уж и страшный вечер встречи выпускников, чтобы перед ним напиваться, — улыбнулась Олеся. — Чего не заходишь?
— Тебя ждал, — хитро улыбнулся Артём.
— Ага, — ухмыльнулась она в ответ, — держу карман шире. Боишься?
— Да нет, — пожал плечами он. — Просто засмотрелся на счастливых одноклассников. Давно их не видел.
— Счастливых людей или бывших одноклассников? — решила уточнить Олеся, тоже посмотрев в окно.
— И тех, и других. — Артём хлебнул из фляжки и спрятал её в карман, где железка стукнулась о стекло. — Ну что, пошли вспоминать прошлое?
Поджав губы, Олеся кивнула. Она и не подумала, что, встретив одноклассников, ей придётся вспоминать прошлое.
Увидев остальных, Олеся сразу же заметила перемену в Артёме. Он словно бы включил того старого паренька, который был довольный всем, что подкидывала ему судьба. Но на улице Олеся видела: закончился тот Артём. Что-то с ним случилось. Что-то мрачное и страшное. И Олесе захотелось хоть немного помочь ему. Но она пока не знала, как.
— Вас прям с улицы слышно. Ничего не изменилось.
Позади обнимающейся и галдящей компании показалась погрузневшая со времён десятого года Настя Изотова. Она улыбалась, при этом разматывая персиковый шарф крупной вязки, в котором она казалась дико домашней.
— Настёна, — в который раз пискнула Валерия и бросила к подруге обниматься. Они не виделись пару дней, а Валерии казалось, что прошли месяцы. Особенно произошедшее дома словно бы запустило время в ускоренном прокате.
— Ой, ты чего, — охнула Настя, когда Валерия стиснула её.
— Это она рада от встречи, — махнула рукой довольная Марина, тоже протискиваясь к Насте обняться.
Валерия была необычно весела. Насте даже показалось, что подруга чем-то озабочена, но ведь что могло с ней произойти за те пару часов, что они не переписывались? Присмотревшись, Настя заметила лишь безграничную радость и воодушевление от вечера, и больше ничего. Вроде бы. И успокоилась.
Собравшиеся одноклассники сходили в раздевалку и оставили вещи. По пути разбрелись на те самые группки, которые когда-то давно у них были в школе: смешно кривя лицо Валерия Марине и Артёму рассказывала нелепые ситуации, происходившие с ней в метро; Максим жаловался Владу на погоду, из-за которой его отец сломал ногу; Олеся рассказывала Насте Изотовой о своей практике психолога; а Настя Полякова пыталась расспрашивать про работу у Виолетты, бывшей лучшей подруги.
На обратном пути в вестибюле они замялись, остановились, словно хотели подождать ещё кого-то.
— Ребят, — позвала всех Олеся. — Через две минуты начнётся концерт. Пойдёмте что ли в актовый зал. Думаю, больше никто не придёт.
Олесе грустно было признаваться, что она рассчитывала на весь класс, а пришла его половина. Всего лишь. Но если посмотреть с другой стороны, то это половина класса. Олеся могла бы сказать, что лучшая, но решила не наглеть и только улыбнулась сама себе.
— О, это никак одиннадцатый «а» десятого года выпуска, — Нина Александровна, директриса, как метрдотель координирующий поток постояльцев, стояла прямо перед дверьми в актовый зал. — Неужели в полном составе? Какая удача.
Нина Александровна всегда выглядела необычно. Нет, одевалась, конечно, она по-деловому: юбки в пол и пиджаки из соответствующего набора, бывали брюки и белые рубашки, но редко. Одежда её была обычного, тёмного цвета, поэтому выделялась она совершенно другими деталями.
Директриса сама по себе выглядела как ведьма. У неё был длинный, чуть с горбинкой, острый нос, который появлялся раньше самой Нины Александровны, когда она заглядывала в кабинеты. На щеке на скуле у неё была родинка, не большая, но довольно заметная, и в совокупности с носом давала ошеломительный эффект. Бижутерию директриса не носила, кроме пяти неизменных колец: два на правой руке, и три на левой. Кольца были крупные и привлекали внимание, поэтому девочки из бывшего одиннадцатого «а» знали, что Нина Александровна никогда их не снимала. По крайней мере в школе.
Но главная причина, по которой Нину Александровну считали ведьмой: она была прямой, худой и миниатюрной. И такой она была всегда, с того момента, как ученики бывшего одиннадцатого «а» перешли в пятый класс старшей школы. А кто, если не ведьмы могут поддерживать постоянно себя в одной и той же форме, не изменяясь?
Поздоровавшись с Ниной Александровной, парни похвалили её цветущий и свежий вид, на что директриса ответила «спасибо». И только Олеся услышала сказанное Ниной Александровной.
— Что? — опешила Олеся. — Нет, нас только половина.
Она шла позади, поэтому быстро оглянулась, чтобы убедиться: из одноклассников больше никто не присоединился. Но так Олеся не слышала никаких ликований и умилений от встречи, то и пополнения их оравы быть не могло.
— Уверена?
Нина Александровна, будто ведущий-фокусник повела рукой в сторону зала, стульев, на которых уже сидели зрители. И первое, что Олеся увидела это листок а4, на котором крупными буквами было напечатано «11а 2010». Вначале она хотела возмутиться, что на их местах уже сидят люди: ведь директриса обещала им свободные стулья. Но присмотревшись Олеся остановилась, и шедшие сзади гости стали огибать её, словно вода помешавший камушек.
Олеся узнавала каждого. Вот похудевший и посеревший Владимир Родионов вымученно разговаривает с Андреем Шишовым, одежда на котором была хоть и простой, но дорогой. Рядом с ними сидит Александр Кузин и внимательно слушает, а развалившийся на маленьком стульчике Павел Литов делает вид, что ему ничего не интересно в этом месте. Вот Михаил Астапенко сидит рядом с загнанным Кириллом Зайцевым, общей вид которого так и остался отчужденным. Вот Настя Аникина мягко обнимает Катерину Матвееву, которая что-то тихо и неуверенно рассказывает. И почему она в чёрном и словно бы сама вся серая? А это... неужели рядом с ними сидит Соня Громова? Та самая Соня, благодаря которой у Олеси открылись глаза? Да, это она.
Олеся наконец смогла сдвинуться с места и услышала, как Виолетта сказала Насте Поляковой.
— Это что за краля сидит с краю?
— Не знаю, — пожала плечами Настя, быстро убирая взгляд от Насти Аникиной, которая обратила внимание на приближающийся шум. Настя Полякова скривилась, сетуя про себя, что «родственница» тоже пришла, но делать нечего. — Выглядит знакомо.
Олеся тоже осмотрела девушку: невысокая, худенькая, хоть и пытается скрыться за мешковатой одеждой, видно, что одежда стильная, что это так задумано, волосы короткие, густые, цвета молочного шоколада. Олеся запнулась, потому как ей показалось, что девушка до боли напоминает ей...
— Это же Прасковья Чернова, — выдохнула Олеся ошарашено. Настя глянула на неё и снова перевела взгляд обратно на девушку, которая застенчиво смотрела на то, как обнимаются и здороваются одноклассники.
— Охренеть, — ляпнула Настя.
— Да ну не-ет, — протянула Виолетта одновременно с ней.
Но Настя и Виолетта уже поняли, что бывшая староста оказалась права. Прасковья изменилась: сильно похудела, стала краситься, изящно и прямо сидела на стуле, а не горбилась как это было в школе. Хотя, как показалось Насте, Прасковья вжала голову в плечи, когда вторая половина класса зашла в зал. Общие черты её остались на месте: пухлые губы, яркие зелёные глаза, густые волосы. Но образ претерпел изменения. «Она выглядит лучше», — призналась себе Настя.
Концерт уже должен был начаться, но остальные зрители: дети, которые закончили школу год, два, пять лет назад и взрослые, которые выпустились пятнадцать, семнадцать, восемнадцать лет назад смотрели на то, как радостно здоровается бывший одиннадцатый «а». Казалось, что именно их класс ждали сильней, что остальные гости пришли так, для массовки, чтобы выступающим было не так обидно, что зрителей нет.
Олеся почувствовала, как сердце наполняется благодарностью. Она знала, что многие не хотели приходить. Или просто не могли. Но была благодарна каждому, кто смог выбраться на встречу.
Олеся не понимала, почему ей так было важно встретиться с каждым одноклассником. Увидеть тех людей, с которыми она училась одиннадцать лет. Их состав почти не менялся с первого класса. Только на восьмой год обучения к ним привели новенького — Александра Кузина. Но со временем он стал таким родным, что считать его пришельцем было сложно.
Дружные обнимания и пожимания рук переходили в тихие шепотки и ностальгические разговоры. Парни радовались возобновлению старого состава. Даже Кирилл тихонько улыбался себе под нос, когда видел, как тройка-лейка девчонок: Соня, Настя Изотова и Олеся мило обнимались втроём, словно только вчера заканчивали школу и точно так же стояли на выпускном вечере.
Те, кто раньше держался отчужденно оказались практически в центре внимания. Прасковью стали хвалить и раздавать комплименты. Девчонки с завистью цокали и рассматривали тонкие ножки, которые угадывались под джинсами. А парни офигевали от того, что их Прасковья — толстая, неприятная, отталкивающая одноклассница, — стала такой притягательной.
Теперь Владимир, который до этого не признал Прасковью, рассматривал её во все глаза. И все эти встречи прошлого, воспоминания пробуждали в нём старые чувства, которые, как думал, Владимир, должны были давно превратиться в пыль, оседающую на школьном аттестате, который никому уже не был нужен.
— Надеюсь, никого из «б» класса не будет, — чуть слышно проговорил Михаил Кириллу, но, к его удивлению, сзади подала голос Настя Аникина.
— Пусть приходят, — беззаботно отозвалась она. — Хоть посмотрим, повзрослели ли они.
— Вы про кого? — осматривая два ряда одиннадцатого «а», уточнил услышавший их Влад.
— Про «б» класс, — отозвала Соня.
— Что? Кто-то из «б» класса пришёл? Где? — тотчас встрепенулся Александр, поглядывая на вход.
— Да нет никого! — смеясь повысила голос Настя Аникина. — Мы говорим, что просто интересно было бы их увидеть.
— Ничего интересного в этом не вижу, — промямлил Кирилл, но его кроме Михаила никто не услышал. Михаил согласно кивнул.
— Как думаете, они такие же... Эм, беспардонные? — спросила Прасковья, вспоминая постоянные задирания со стороны «б» класса.
— Ха, беспардонные — это ты мягко выразилась, — хохотнул Павел. — Надеюсь, жизнь их потрепала, научила, так сказать, смирению.
— Ой, как высокопарно, — фыркнула рядом с Павлом Виолетта.
Одиннадцатый «а» мог бы разговаривать и дальше, но на сцену вышла Людмила Анатольевна, учительница м/об, которая по совместительству была общественным организатором.
— Здравствуйте, — проговорила Людмила Анатольевна музыкальным голосом. — Приветствую вас на вечере встречи выпускников. Я рада встретить знакомые мне лица. Хорошо, что вы нас не забываете.
Людмила Анатольевна засмеялась, глянула на многих сидящих в высоком просторном зале людей, захватив взглядом бывший одиннадцатый «а».
Она продолжила рассказывать про время, про учеников, которые выпустились и которые сейчас учатся, про учителей, которые пришли и которые остались дома, по состоянию здоровья.
— Кстати, — тихо прошептала Марина, зажатая между Валерией и Настей Изотовой, — кто-нибудь видел Наталью Сергеевну?
— Её сегодня не будет, — обернулась с переднего ряда Олеся. — Она заболела. Или что-то сломала. Или её родители заболели. Я так и не поняла. Но директриса сказала, что мы сегодня сами по себе и будем довольствоваться теми из учителей, кто придёт.
— Пф, это было ожидаемо, — фыркнула рядом с Олесей Настя Полякова.
Наталья Сергеевна была классным руководителем одиннадцатого «а». Вела их класс с пятого по одиннадцатый года обучения. В начальной школе у ребят была другая учительница, но за то время, что они проучились в большой школе, а потом в институте, а потом успели пожить своими жизнями, они мало вспоминали о ней. Хоть и до сих пор помнили, как её звали. Как она была добра. И как зла, когда они выводили её из себя.
Наталья Сергеевна отзывалась о классе не самыми лесными словами. Другим учителям она говорила, что её класс баловный, непослушный, но насколько знала Настя Полякова, которая по работе бывала в школах чаще, чем того хотелось бы, учителя такое повторяют каждый год. Словно это было их негласное правило: ругай, жди худшего, тогда произойдёт лучшее.
На сцену пригласили директрису, которая тонким голоском начала вещать про способных и умелых учеников, благодарить, что никто не забывает их маленькую, уютную, дружную школу. На что Кирилл, вспомнив ситуации с Прасковьей и даже с собой, недовольно хмыкнул: как же — дружная.
Нина Александровна говорила, что рада видеть выпускников разных годов, счастлива знать, что люди помнят, не забывают своё прошлое. Конечно, лучше и не жить прошлым, но не стоит его забывать, потому как в нём может быть спасение, в нём таится мудрость, от которой не стоит отворачиваться, в прошлом могут оказаться ответы на вопросы настоящего и будущего.
Настя Аникина во все глаза смотрела на директрису, которая, казалось, глядела прямо на неё. И на что-то намекала. На долю секунды Насте показалась, что она одна. Не только в зале, но и по жизни. Если раньше у неё была мама, то сейчас она её потеряла. У мамы теперь точно своя жизнь и Настя чувствовала, что становится лишним колесом в семейном счастье мамы. Брат? Брат был всегда рядом. Но и это будет не долго. Вон, он уже давно увивался за девушками и рассказывал, что ищет ту единственную, с которой можно провести всю жизнь. В этом плане Стёпка был старомоден. Настя же была одна. Да и о какой личной жизни может идти речь, если ты работаешь из дома и ни коллег у тебя нет, и друзья у тебя только по переписке.
Настя Аникина быстро огляделась, чтобы убедиться, что, хотя бы здесь и сейчас у неё есть соседи по стулу, с которыми она пришла на вечер встречи выпускников, чтобы встретиться с тем самым прошлым. Чёртов мамин ухажёр, из-за него Настя пришла на этот вечер, где не сильно-то и хотела находиться. Взгляд Насти Аникиной безошибочно нашёл спину Насти Поляковой. Полякова так же во все глаза смотрела на говорящую директрису, но, нахмурившись, обернулась и встретилась глазами с Настей Аникиной. Секунда замешательства, и вот они уже снова смотрят на сцену, где директриса заканчивала речь.
*
Концертная кутерьма закончилась через сорок минут. И теперь в актовом зале остались те, кому некуда было идти, или кто остался поговорить с учителями.
Андрей заметил, как возле одной из учительниц стоит молодёжь, наперебой рассказывая, как проходит их первый год в институте, кто куда поступил, и как прошли первые экзамены. Столько переживаний и эмоций. Андрей снисходительно глянул на них, улыбнулся и порадовался, что сам давно это всё пережил.
Андрею нравилось быть взрослым, самостоятельным, независимым. И хоть работа как-то омрачала радость того, что он теперь самодостаточный молодой человек, который не отягощен глупыми домашними заданиями, ему было в радость знать, что по вечерам, в свободное время он может заниматься, чем захочет, чем пожелает. Хочется в клуб? Пожалуйста. Сгонять в соседний город на концерт? Да запросто. Оборвать связи и отправиться в отпуск, чтобы отдохнуть от суеты и друзей? Нет проблем.
Эти прелести жизни, конечно, омрачались тем фактом, что бородка, которую Андрей как-то пытался отрастить, была седая. И что волосы его пару лет назад тоже стали превращаться в подобие стариковских белых патл, отчего Андрею пришлось в скором времени краситься, прикрывая своё преждевременное старение. Он подозревал, что эта его особенность передалась от мамы, потому как отец был седой отчасти, но никак не полностью.
Андрей заметил, как к выходу стала пятиться Соня Громова. Она похудела, стала бледнее, чем была, хотя её блондинистые волосы и так придавали ей вид альбиноски.
Соня глянула на Андрея, который внимательно за ней следил и виновато улыбнулась, словно просила прощения за то, что не может больше находиться рядом с одноклассниками. И чего она уходит? Брезгует что ли их обществом? Андрей недовольно выгнул губы: это ему положено уходить с таких вечеров. Что здесь может быть интересного? И вообще в Посёлке в целом.
Соня развернулась и уже собралась скрыться за группкой громко переговаривающихся малолеток, как услышала окрик Олеси:
— Стойте, — Соня догадалась, что это не ей, а одноклассникам в общем, но всё равно замерла. Прислушалась. — Давайте сходим куда-нибудь посидеть? Так давно не виделись.
Кто-то предложил пойти в «Меркурий». Кто-то намекнул на кафе возле таможни. Кто-то сказал, что не пьёт и идти куда-то не видит смысла. Кто-то промолчал.
Соня не двигалась с места: ей хотелось узнать, куда же все пойдут. Просто интересно, как уверяла себя она.
Кирилл стоял чуть в стороне. Он обозревал каждого из своих одноклассников. Они были громкие. Кирилл и забыл какие они были громкие. Они переговаривались и все вместе, и по кучкам. Пытались перекричать и перепредложить всё, что вспоминалось. Кирилл почувствовал приятное тепло в душе от того, что его наконец не гонят.
Вот Соня начала пятиться, но замерла в стороне. Вот стали предлагать сходить посидеть, отпраздновать выпуск. Вот к Насте Аникиной подошёл её младший брат, имя которого Кирилл не вспомнил.
— Мы пошли в столовку, — сказал Стёпка.
— Хорошо, — быстро отмахнулась от него Настя, чтобы продолжить обсуждать места куда можно было бы забуриться. Но беда Посёлка в том, что ничего больше не было. А на улице сидеть в минус двадцать точно не вариант.
— В столовку? — встрепенулась Виолетта, стоящая рядом. — Эй, мальчик, — Виолетта стрельнула глазами, замечая, что мальчик-то симпатичный, — а ты не знаешь, места ещё в столовке есть?
Стёпка ошарашенный вниманием красивой девушки, которая хоть и была его старше, но выглядела невероятно впечатляюще, запнулся, но быстро совладал с собой. Ответил:
— Нет, мест там нет. Одну половину занял весь наш класс. Вторую выпускники двадцати лет. А в греческом зале то ли день рождение празднуют, то ли ещё что-то.
— Печаль, — надула свои тонкие губы Виолетта, отчего стала выглядеть иначе, загадочней.
Стёпка кивнул сестре и отошёл.
— Красивый мальчик, — протянула Виолетта, заглядываясь на Стёпкину удаляющуюся задницу.
— Э-эй, — воскликнула Настя Аникина. Она одной рукой притворно схватилась за сердце, а другой стукнула одноклассницу по плечу, — он же мой брат!
Виолетта захихикала словно школьница, которая собирается устроить непотребства.
Соня отступила ещё на шаг. Андрей увидел этот неуверенный, но стремящийся унести одноклассницу шаг. Но ему резко захотелось, чтобы никто сегодня так быстро не отделался от встречи выпускников. Он что, зря столько ехал? Конечно, это было всё не ради вечера, а встречи с родней, но всё же. Андрей пришёл сюда, напрягся, чтобы настроиться на позитивное времяпровождение. А Соня сейчас просто возьмёт и уйдёт. Тем более, какой же у неё грустный, затравленный и не выспавшийся вид. Какая же она уставшая. Андрей подумал, что отдохнуть-то сегодня все они заслужили. И не важно по каким причинам каждый из них пришёл сюда.
— Может, — негромко, но чётко проговорил Андрей, отчего все замолчали и уставились на него. Он же при этом смотрел на Соню, которая замерла, словно газель перед львом, — попросимся посидеть в кабинете?
Вокруг другие классы громко разговаривали, что-то рассказывали друг другу. Пока ещё никто не расходился. Одиннадцатый «а» стоял в тишине. Ребята молча переглядывались и потихоньку начинали оживлённо кивать: вариант с кабинетом был неплохим, оптимальным.
— Олесь, — окликнула её Валерия, которая в одиннадцатом классе тоже метила на место старосты, но выбрали Олесю: ответственную, почти отличницу (за исключением химии) и с мамой-учительницей. — Может у директрисы спросить про кабинет. Может она разрешит?
Олеся кивнула и пошла в учительскую. Но не прошло и минуты, как она вернулась.
— Директриса ушла.
— Разве? — нахмурился Артём. — Мне кажется я её видел после того, как ты зашла в учительскую. Она оттуда вышла.
Олеся хотела было ринуться обратно, думая, что не досмотрела и другие учителя ошиблись, но вспомнила, что Артём перед вечером выпивал, и усомнилась в правдивости его замечания.
— Не может быть, — улыбнулась Олеся. — Её там не было. Даже учителя не видели. Я спросила.
— Но я же заметил... — заупрямился Артём.
— Можешь сам сходить проверить, — подтолкнула его Валерия. Она не поняла смысла препирательства, но видела, что Артём расстроился по этому поводу.
— Да нет уж, — недовольно отозвался Артём. — Нет, так нет. Чего бегать теперь.
— Ещё как вариант спросить у вахтерши ключи, — задумчиво и беззаботно, словно замышлялась шалость, проговорил Максим.
— А это вариант, — отозвалась Олеся. — Кто там с тёть Нюрой дружбу водил?
Те, кто слушал эти размышления и знали о дружбе и симпатии тёть Нюры к Павлу Литову дружно глянули на него, отчего тот порозовел. Павел, дурашливо улыбаясь, посмотрел позади себя и наконец ткнул в грудь, мол, я что ли? Девчонки засмеялись, словно вернулись в школу, когда Павел был беззаботным, добрым и отзывчивым, а не строил из себя плейбоя.
Тёть Нюре действительно нравился Павел Литов, но оттого, что он был похож на одного человека, которого она когда-то давно потеряла. Вот ей и казалось, что в лице Павла она нашла ту душу, которую упустила.
Павлу же тогда льстило, что взрослая, опытная женщина, хоть и вахтёрша, интересуется им. Спрашивает всё ли у него есть. Иногда подкармливает булочками. Приносит вещи мужа, которые остались после его смерти. Тёть Нюра была добрая, хоть бывало и едко подкалывала некоторых учеников.
— Так и быть, — Павел важно засунул руки в карманы костюма, который ему шёл, подчеркивая накаченные, рельефные ноги. — Поговорю с ней.
Он медленно пошёл вниз, на первый этаж, где некоторые из гостей уже одевались, чтобы продолжить общаться в другом месте. На них важно взирала тёть Нюра, сидящая на мягком стуле в углу вестибюля.
Бывший одиннадцатый «а» поплёлся за Павлом. Класс вёл себя тихо, не буянил, между ребятами шла адекватная беседа: обыкновенные ответственные люди, которым можно доверить кабинет на некоторое время, чтобы они провели время вместе.
Они столпились в центре вестибюля и старались вести себя тихо и мирно. И это у них получилось, потому что заново раззнакомиться пока не успели. Ребята чувствовали некоторую скованность. Конечно, вспомнились общие праздники, которые после девятого класса сошли на нет. Вспомнился выпускной вальс, к которому половина класса готовилась долго и упорно, а вторая половина при этом тихонько завидовала. Вспомнился школьный КВН, где их класс ставил сценки, взятые из настоящего КВНа, но никому за это не было стыдно, потому что показывая всё, они отыгрывали по-своему, вносили свои фишки и повадки в сцены. Вспомнились и грустные моменты: Соня рассказала, что некоторые знакомые им учителя умерли. Каждому многое вспомнилось, только вот малое сейчас проговаривалось вслух.
Павел стоял рядом с тёть Нюрой. Было заметно, что он пока не спросил насчёт ключей.
— Это что, — вдруг подал голос Александр Кузин, — он с ней флиртует?
Снова воцарилась тишина и только был слышен со стороны игривый смех тёть Нюры.
Александр поймал недоумённый, но искрящийся взгляд Максима, и они вместе прыснули со смеху. Павел злобно глянул через плечо, словно хотел испепелить их взглядом. Ну или хотя бы заставить не ржать. Парни притихли, но продолжали хихикать.
Павел что-то расслабленно говорил вахтёрше, а потом махнул в сторону одноклассников, которые сразу же посерьезнели, посуровели. Все сделали задумчивые взрослые лица, чтобы произвести хорошее впечатление, заручиться поддержкой и ключами от кабинета.
Тёть Нюра глянула на них строго и придирчиво. Оглядела каждого. Но со своего места поднялась. И пошла к закутку, где стоял стол, стул, на стене был выключатель для звонка на урок и с урока, и где на стене висел запирающийся ящичек с ключами со всех кабинетов. Даже от учительской. И особенно от кабинета бывшего одиннадцатого «а».
*
В кабинете изменились только парты и стулья. Всё остальное осталось на месте: деревянные, крашеные коричневой краской полы, с большими между балками щелями, в которые дежурные иногда заметали песок; массивные, наглухо закрытые шкафы с документами, содержимое которых для некоторых до сих пор было загадкой; цветы на этих самых шкафах, на подоконниках, на свободных партах; зелёная доска, которая, казалось, до сих пор хранила лёгкий глянец; умное изречение от Толстого над доской и его портрет рядом с Пушкиным. Всё это не изменилось. У ребят от ностальгии свело скулы, парни даже присвистнули.
В воздухе появился неуловимый дух озорства, подростковости того времени, когда взрослые, самостоятельные люди были детьми: дурачились, подкалывали всех направо и налево и учителей в том числе, шутили и просто радовались жизни. Бывшему одиннадцатому «а» сейчас казалось, что все неудачи отошли на задний план, испарились, ну или просто забылись. Хотя бы на сегодняшний вечер.
— О, я сидел здесь, — Павел шёл первым. Он вёл себя по-свойски от того, что ему доверили ключ. Одноклассники были не против.
Павел, подбрасывая высоко ключ в руках и ловко хватая его в последний момент, опустился на место за первой партой среднего ряда. Он с вызовом глянул на толпящихся и негромко галдящих одноклассников, остановившихся на площадке позади парт. Настя Полякова подхватила его игру и быстром шагом дошла до своего места на первой парте первого ряда. Остальные не удержались и стали занимать места, которые им были приписаны в последний год их обучения.
Вокруг стоял смех, но не было ни единой заминки, ни малейшего промедления: каждый вспомнил где и с кем сидел. Валерия смеялась над Артёмом, который притворно восклицал, что «опять ему сидеть с этой болтушкой», хотя обычно именно его сложно было заткнуть, отчего некоторые учителя даже рассаживали их парту. Настя Изотова при этом поддакивала Артёму, соглашаясь с ним, что Валерия в последнее время болтает без умолку. Влад не мог налюбоваться на жизнерадостную Марину, которая через проход что-то спрашивала у Олеси. Виолетта с видом собственного достоинства, словно это её заслуга, снисходительно оглядывала одноклассников, слушая при этом не умолкающую Настю Полякову, которая втянула в разговор ещё сзади сидящих Андрея и Владимира. При этом взгляд Андрея очень походил на взгляд Виолетты, а худое, бледное до этого лицо Владимира раскраснелось от волнения и чувств.
На третьей парте первого ряда сидящие в пол-оборота, чтобы их мог слышать и Михаил, Прасковья и Настя Аникина рассказывали друг другу, как добирались до Посёлка. Одна жаловалась на холодные автобусы, другая — на плохо расчищенную дорогу. Михаил, сидящий прямо за Прасковьей, рассматривал соседок, вспоминая, как на математике часто просил у той самой Прасковьи списывать.
Павел через проход разговаривал про спор с Александром. Рядом с ним Катерина повернулась к Валерии, чтобы спросить у той, что она пишет. Кирилл, сидящий рядом с Павлом, внимательно слушал, как Максим рассказывал Соне о дурацкой зимней погоде, из-за которой его отец сломал ногу.
Со стороны казалось, что класс дружен и дружелюбен друг к другу, но темы, которые они затрагивали были общие: погода, дорога, цены, немного про политику, ситуация с китайской эпидемией, которая выходила из-под контроля. Никто не заходил на запретные территории личной жизни. Никто не спрашивал, как у Олеси дела с мамой, или всё ли хорошо в семье Прасковьи, или почему такой безжизненный и загнанный был в начале вечера взгляд у Владимира.
На третьем ряду звякнуло стекло. Рядом сидящие девчонки притихли. Артём достал бутылку водки и хотел потихой приложиться к ней, но не получилось: бутылка стукнулась о железную фляжку, которая уже давно была пуста.
— Что это у тебя там? — сверкнула глазами Валерия, которой хоть и было весело, но от какого-нибудь горячительного напитка она не отказалась бы.
Артём под партой показал ей бутылку.
— И я, и мне, — Настя Изотова наклонилась вперёд, хватая руками воздух как маленький ребёнок.
— Будешь? — обернулся к Олесе Артём. Она же, вначале покривившаяся, пожала плечами и кивнула.
— Что там у вас? — бесшумно протянулся через ряд Максим, заметив странное оживление.
Артём поболтал бутылкой уже над партой. Водку заметили другие ряды.
Со всех сторон раздавалось: «и мне», «тоже буду», «давайте сюда». Кирилл, категорично отказавшийся вначале, на втором круге поддался на уговоры Павла сделать пару глотков. Виолетта, которая считала выше своего достоинства пить водку из одной тары, на третьем круге сдалась. Прасковья, которая никогда не пила, на четвёртом круге тайком глотнула, когда передавала бутылку Михаилу.
Сложно было не поддаться настроению и не хлебнуть водки из бутылки, к горлышку которой дотрагивались все. И теперь каждый человек в этом кабинете был частью друг друга. Они стали единым организмом с одинаковым составом химических элементов в желудке. Общий настрой, общее веселье, хоть группки так и остались друг с другом. Хоть темы так и остались отчуждёнными. Ничто не могло подтолкнуть ребят на откровенность. Правда, Владимир попытался заикнуться Андрею про своё несчастье, начав рассказ с того, что боится ездить на машине, на что Андрей посмеялся над его страхами и рассказал, как у него друг застрял в лифте, но Андрей же не боится ездить на лифте, думая, что его постигнет та же участь. Владимир хохотнул, признавая его право, но замолчал, замкнулся, перестал рассказывать, а стал только слушать, как Андрей рассказывает про жизнь заграницей.
Павел отпил от бутылки в пятый раз, когда заметил, что на него с интересом смотрит Виолетта. Рассматривает, стреляет глазками, не сводит взгляд с его костюма и чёлки, которая часто падала на глаза, отчего Павел сексуальным движением, как он думал, убирал её назад. Виолетта увидела ответный взгляд. Опустила глаза, загадочно улыбнулась одними уголками губ. Тяжело вздохнула. Обернулась к Насте Поляковой, что-то той сказала. А потом Виолетта встала и направилась к выходу.
Павел отпил в шестой раз. Для храбрости. И направился за Виолеттой, зная, что она не будет против этого вмешательства в её личное пространство. На выходе Павел услышал, как кто-то включил старые, десятых годов, песни. Ему вслед понеслось: «И рыжие, как пламя, и звонкие, как льдинки, бывают одиноки брюнетки и блондинки».
Павел и Виолетта отсутствовали недолго, но этого времени хватило, чтобы на задней части кабинета, где было свободное место, образовался стихийный танцпол. Почти все плясали под песни нулевых годов, того времени, когда они учились в школе и считали Посёлок единственным пристанищем, от которого никуда не хотелось деваться. Здесь была их жизнь, родные, друзья. Сейчас же это была свалка воспоминаний и нежелательных связей.
Так и не поднявшаяся со своего места Катерина заметила, как чуть приоткрылась дверь и в кабинет важно и словно бы победной походкой вошёл Павел и сразу же начал пританцовывать. Следом за ним бесшумно вошла Виолетта: волосы её растрепались, а рубашка, которая до этого была аккуратно заправлена в штаны, теперь небрежно вылезала с одного края. Катерина понимающе улыбнулась.
Она вообще сегодня весь вечер улыбалась. И это было необычно для человека её положения. Катерина вспомнила, по какой причине оказалась в Посёлке в это время, и снова приуныла. Но плакать больше не хотелось. Наоборот, она чувствовала приподнятость, воодушевление и предчувствие чего-то необычного.
Плясавшая до этого Олеся резко остановилась, схватившись за виски и неслышно простонала. Непонятные ей картинки и словно бы воспоминания стали мелькать перед глазами. Ей показалось, что это было что-то из их одиннадцатого класса, но она не была уверена.
Резко распахнулась дверь и грохнула по коридорной стене, на которой висели «Три богатыря», нарисованные на дспэшке. По открывшемуся коридору разнеслось эхо. Стоящий возле подоконника Михаил заметил, как за окном повалил густой снег, застилающий спортплощадку напротив. Несмотря на вседозволенный, уверенный вид Андрея, Настя Аникина почувствовала себя виноватой. Да, они взрослые, и могут творить что хотят, но точно не в школьном кабинете.
Как показалось Кириллу, который в этот момент был ближе всех к двери, так как тоже хотел выйти, но ждал возвращение Павла, за дверью и в коридоре никого не было. Тишина, темнота и только лёгкий свет от рассеивающихся от снега фонарей тускло падал на натёртый паркет. Но темнота шевельнулась. Сгустилась. Кирилл отступил от прохода, спиной наткнулся на Настю Полякову, которая от неожиданности обхватила Кирилла за плечи, то ли останавливая, то ли держась за него.
Темнота шагнула вперёд и преобразовалась в директрису, которая хитро, с прищуром рассматривала то, что происходило в девятнадцатом кабинете.
— И что это у нас тут? — Нина Александровна глянула в осоловелые глаза каждого ученика и поняла, что они уже готовы.
— Да мы... — начала оправдываться Олеся, которая посчитала своим долгом прикрыть бесчинства класса, которые хорошо хоть не вышли за границы кабинета, — решили посидеть в классе. Поговорить.
Музыка до сих пор гремела: будь благословенны современные телефоны, динамики в которых мощны, словно колонки из десятых годов.
— Поговорить, — хмыкнула директриса, но ругаться не стала. Она только улыбалась и рассматривала происходящее. Все боялись двинуться под этим взглядом, рассчитывая, что малейшее движение спровоцирует Нину Александровну.
— Что ж, — директриса громко и неожиданно хлопнула в ладоши, отчего рядом стоящие сделали шаг назад. — Тогда удачно и продуктивно вам поговорить. — Ещё один хлопок. — И не забудьте вернуться сюда же.
Третий хлопок был самым громким. После него Нина Александровна вышла, закрыв при этом за собой дверь. Чем и удивила многих.
— Что это было? — прошептал Артём, который еле успел спрятать за спиной пустую на две трети бутылку.
— Проверка, — напряжённо ответила Соня, забывшая, что раньше торопилась домой.
— Почему нас тогда не выгнали? — проговорил ошарашенный Влад. — Мы же буяним.
— Видимо, — толкнула его плечом Марина, — буяним в пределах разумного.
Со всех сторон послышались истерические смешки, которые перерастали в полноценный свободный, местами развязный смех.
Алкоголь взял своё. Музыку сделали громче. Бутылку снова пустили по кругу, совершенно при этом не удивляясь, что водка до сих пор не закончилась. За окном так и продолжало мести, отчего многие даже и не думали идти домой, понимая, что по такой погоде сложно будет куда-либо добраться.
*
Спустя некоторое время оживление сменилось спокойствием. Все снова расселись по своим местам. Одни разговаривали про работу, рассказывая, чем занимаются по жизни. Другие молча опустили голову на парту, подложив руки вместо подушки, они сами себя успокаивали, что вот, только отдохнут и пойдут домой, но незаметно заснули. Третьи вспоминали школьное время и интересности, которые происходили на протяжении одиннадцати лет.
Это было затишье, про которое никто не подумал бы, что оно перед бурей. Бурей непонимания, неверия, отрицания и остальных стадий принятия.
Вначале заснули сидящие на задних партах. Сон всё ближе добирался к первым местам, где до сих пор шёл оживлённый разговор Виолетты и Насти Поляковой, которая доказывала, что учиться в школе не так плохо, и что в школу приходить для того, чтобы увидеть бывших одноклассников не страшно и можно. Виолетта же ей отвечала, что если бы на вечер встречи выпускников пришёл не весь класс, то она бы почувствовала себя обманутой и расстроенной о зря потраченном вечере.
Но и этот разговор сошёл на нет. Первая партапервого ряда заснула последней.