Утро началось с громкого визга проходящей под окном курицы. Мадара распахнул глаза, понял, что находился дома, и в сознание вернулась утренняя сонливость. Он был той самой совой, кто любил понежиться в мягкой кровати и поваляться под тёплыми лучами солнца лишний час-полтора. Конечно, как и любой шиноби, он мог бодро встать рано утром и сразу вникнуть в суть дела, но личные предпочтения это не отменяло, и мужчина с радостью ими наслаждался.
А вот вынужденная соседка удивила: была жаворонком и медитировала посреди комнаты на полоске света, что пробивался через неплотно прикрытые сёдзи. Тобирама не двигалась, равномерно дышала и выглядела довольно бодрой.
— За всю ночь патрули ни разу не прошли мимо твоего дома. Так и должно быть, или они тебе так доверяют, что решили оставить один на один со мной?
— Вообще-то, при смене караула они должны проходить мимо минимум два раза, — вот чего Мадара не ожидал, так это порицания от девушки. — Сегодня придётся сделать проверку, а то совсем расслабились.
Тобирама кивнула, наконец-то открыла глаза и осторожно потянулась. После отправилась во внутренний двор, где можно было умыться и справить естественные нужды. В это время Мадара переоделся в повседневную одежду: синее оби с гербом клана Учиха, подпоясанный белым поясом, и стандартные ботинки шиноби. Он широко зевнул и потянулся вверх, как в комнату вернулась Сенджу со слегка мокрыми волосами.
— И который час? — спросил Мадара, запуская пальцы в свои шикарные густые волосы.
— Девять часов, — Мадара возмущённо посмотрел на девушку.
— Всего лишь?
— Уже, — холодно прокомментировала Тобирама. — Когда у вас здесь завтрак?
— Обычно часов в одиннадцать-двенадцать, — компания перешла на кухню, где мужчина сделал две кружки чая. Тобирама аккуратно сделала глоток, незаметно грея холодные пальцы, а после вновь скрестила руки на груди, откинувшись на спинку стула и смотря в потолок. — А может… — начал с надеждой Учиха, смотря, как подобралась Тобирама. — Может, приготовишь что-нибудь? Погреб полный.
— Только если хочешь отравиться, — Мадара непонимающе приподнял бровь. — Я однажды отравила Хашираму онигири, — и девушка спокойно отпила ещё глоток.
Учиха пытался соотнести последние слова:
— Отравила. Отравила Хашираму. Хашираму?! — последние слова мужчина от удивления аж прокричал.
— Ага. Такого неубиваемого, сильнейшего старшего брата, человека, который одним прикосновением может лечить, отравила собственная сестра. И казалось бы, что сложного сварить рис и закатать в лист нори? Но, видимо, еду в руки давать мне можно только есть, потому что с несварением брат мучился целый день, — Мадара на такое замечание только улыбался и пытался сдержать смех, но плечи подрагивали, а потом, посмотрев на укоризненное лицо Тобирамы, засмеялся в голос. — Ладно, я тогда схожу к Мадао-сан на перевязку. Надеюсь, успею к тому моменту, как принесут еду.
И в такой расслабленной обстановке Тобирама обулась и ушла, оставив на столе недопитый чай. Глава Учиха внимательно смотрел в спину девушки шаринганом, о чём-то задумавшись.
***
— Брат! — Изуна залетел через окно, вставая рядом с Мадарой, который отдавал подчинённому лист бумаги. Тот кивнул и исчез, оставляя главу с наследником. — Как прошла ночка? Спокойно спалось?
Вообще, Изуна хотел подшутить над, скорее всего, невыспавшимся братом. Тот в таком состоянии всегда был более раздражённым, нервным и плюющимся катоном Учиха. Но, на удивление младшего, Мадара был расслаблен, спокоен и до странного доволен.
— Не понял, она разве не хотела тебя убить? — растерянно спросил подросток.
— Изуна, мой дорогой младший братец, ты абсолютно прав.
— И? Нии-сан, да говори уже, почему ты такой довольный?
Но Мадара медлил, выжидал, доводя и так небольшое терпение Изуны до предела.
— Рюджи, передай это Микото и предупреди, что на этой неделе я зайду с проверкой, — перед главой появился мужчина в стандартной форме, взял свиток и так же тихо исчез в шуншине. Изуна почти что загорелся. — Да, братец, но она ничего не сделала. Видимо, на такое бесчестное убийство она не согласна.
— Шиноби должен умереть в бою, — понятливо кивнул Изуна. — Ладно. Развлекайся, а я по…
— Прогуляйся с ней по территории. Вы же вчера не всё прошли. Покажи пруд, площадь. Попробуй разговорить, вывести на эмоции. Даже интересно, получится ли это у тебя, а я пока пойду сделаю выговор нашим пограничным.
И Мадара неспешным шагом вышел из дома, наслаждаясь наигранно возмущённым криком младшего брата.
***
Тобирама вышла из домика ирьенина, где её покормили молочной кашей, и встала на месте. Пропал её сопровождающий, сменившись раздражающим Изуной. Тобирама грустно вздохнула, уже представляя, как ей придётся слушать непрекращающийся бубнёж своего извечного врага.
Мадао-сан признался, что регенерация шла просто семимильными шагами. И тут дело не столько в целительной чакре, что вливал в тело старик, сколько в особенностях организма. Тобирама догадывалась, что, возможно, это произошло в результате экспериментов Хаширамы, когда тот только учился лечить людей. Или высокая регенерация — это врождённое, что передавалось по главной линии Сенджу. В любом случае на ноге осталась неглубокая царапина, которая полностью заживёт через пару дней. Рёбра окончательно заживут только через месяц, а до тех пор стоило накладывать эластичные повязки и не напрягать верхнюю половину тела. Рана от клинка на животе тоже заживала быстро. Сейчас ей нужно только время, чтобы окончательно срастись и не опасаться, что в один прекрасный момент оттуда польётся кровь. Мадао-сан говорил о неделе, а после можно так же использовать эластичные повязки.
Изуна отлип от дерева и подошёл к девушке.
— Мадара попросил провести экскурсию. Сейчас он не может. Ушёл по делам клана, — Тобирама хмыкнула, знала, какие такие дела.
Хождение по мукам, как это назвала Сенджу, продолжилось. Единственное отличие — это то, что нога почти не болела и можно на это не обращать внимания. Изуну все так же приветствовали, а Тобираму не замечали или посылали ей ненавистный, а от гражданских Учиха любопытно-опасливый, взгляд. В разговоры девушка не вмешивалась, предпочитая больше слушать и осматривать местность.
После более тщательного осмотра оказалось, что клан Учиха больше, чем казался изначально. Множество домов, расположенных на довольно большом расстоянии друг от друга: в них жили семьи по четыре-шесть человек и вели домашнее хозяйство. Несмотря на обилие животных, на улицах было чисто и опрятно: бегали дети, собаки, а кошки лениво грелись на крышах. На главной улице с боку располагался облагороженный источник, к которому часто подбегали дети попить, а неподалёку, вместо людей, что торговали бы продуктами или услугами, висел большой стенд. Тобирама подошла поближе. На доске были прописаны номера домов, имя владельца и услуги, которые они предоставляли.
— Удобно.
Кучка детей пробежала мимо, лет четырёх-пяти. Они махали палками и явно играли в битву шиноби. Тобирама улыбнулась кончиками губ, прикрыла глаза и с удовольствием вспомнила, как в детстве вместе с братьями так же играли в клане, так же бегали и будто складывали печати, а после, когда импровизированные техники долетали, изображали смерть и падали. Однажды Хаширама «умер» и превратил всё в такое представление, такую драму, что, когда это увидела мама, она заплакала, и никто не мог её остановить. Прозвище «Королева драмы» гуляло около года в их маленькой компании, но больше рядом с домом они не играли, предпочитая убегать в лес.
— О чём задумалась? — прямо перед Тобирамой возникло лицо Изуны, которое вырвало её из воспоминаний. На рефлексах девушка ударила по нему, но Изуна успел отскочить в сторону.
— Убью, — произнесла Тобирама, смотря в глаза брата Мадары.
— Ха-ха-ха, напугала, — принялся дразниться парень. — Ты смотрела на детей. Хочешь их попугать или съесть?
— Дурак, — произнесла Сенджу и, развернувшись, пошла в сторону озера, которое ей показал Изуна.
Стоило признаться, но детей Тобирама любила. Этих малышей, что ещё не познали ужасы войны, детей, которые могли вот так беззаботно играть. Тобирама любила детей и, будь она более открытой, могла бы с ними лучше контактировать, помогать и обучать их. Но в клане маленькие дети её почему-то опасались. Хаширама шутил, что сестре нужно сделать лицо попроще, но нарвался на гневный прищуренный взгляд и обиду, которую брату пришлось замаливать сладкими ягодами и собственноручно приготовленным данго.
И всё же Тобирама учила, но детей постарше: печати, фуины, кендзюцу и суитон, который девушка знала лучше всего. Часто помогала и в других стихиях, так как знала огромное количество техник и понимала движение и суть чакры. Подростки уважали её, но принимали только как учителя, слегка опасались острого взгляда и язвительного языка, но никогда не любили, нередко обсуждая за спиной, от чего же она такая злая. Тобирама внешне никогда не показывала своих чувств, хотя в душе играла на скрипке обида. Хашираму же дети любого возраста обожали и превозносили, мечтая стать таким-же крутым, как и он.
Вообще, многие шиноби, особенно сильные, относились к детям с особым трепетом. Это стало аксиомой, что у сильнейших тяжёлое детство и практически нет родных: родителей, братьев или сестёр. Поэтому шиноби присматривали за малышами, пытались незаметно помочь и отвести от опасности. Тобирама тоже. Она не считала себя непобедимой или настолько сильной, чтобы на равных сражаться с братом или Мадарой, но считала себя достаточно умной, чтобы выйти из многих сражений с минимальными потерями, и достаточно сильной, чтобы победить Изуну.
И эти слова брата Мадары что-то задели в душе девушки. Она понимала, что обижаться бессмысленно, всё это глупости, шутка врага, но Тоби, как самая обычная девушка, обиделась. Сенджу села под дерево и смотрела на большое, почти идеальной овальной формы озеро. Ветра не было, поэтому зеркальная гладь красиво отражала сосны противоположного берега. Иногда на озере появлялись круги, явно оставленные рыбой, что высовывала из любопытства нос.
— Знаешь… — начал спрыгнувший с дерева Изуна и замолчал на некоторое время. — А я ведь сильнее тебя, — не скрывая высокомерия, закончил Учиха.
Тобирама только тяжело вздохнула, прикрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Он это сейчас серьезно? Вот прям сейчас? В тот момент, когда ему стоило хотя бы не разжигать конфликт или подождать, когда Сенджу остынет, он тыкал её лицом в тот «проигрыш»?
— У тебя с головой всё в порядке? — всё же спросила Тобирама, с какой-то жалостью во взгляде.
— У меня всё отлично, а вот у тебя явные проблемы с самоконтролем. Просто признай, что я сильнее тебя, — продолжал ухмыляться Изуна.
— Знаешь, я сейчас расставлю все точки над «i», — Тобирама встала и впритык подошла к Учиха, от чего тот упёрся в ствол дерева и слегка покраснел. — Если ты хочешь битвы, со всеми нашими техниками, в полную силу и подлыми приёмчиками, я тебе устрою её. Я не буду обременена ранениями и обещаниями не использовать некоторые техники, как в прошлую нашу битву…
— Это не оправдание. Не использовала, значит — не можешь.
— Чтоб ты знал, благодаря Хирайшину я могу переместиться в любое место, где стоит моя печать. А печать стоит на многом: вещи, камни, деревья… Ты… — от вкрадчивого голоса над самым ухом Изуна вздрогнул, — и половина вашего клана. На всех стоит эта метка. И даже после запечатывания чакры печати не исчезли. И последний штрих — даже после моей смерти печать Летящего Бога Грома останется. Она никогда не исчезнет. И я могла бы переместиться сюда, — Тобирама обвела всё селение, — и убить всех. Ведь метку не скрыть даже барьером… — девушка отстранилась и потрепала настороженного подростка по щеке. В этот момент Тобирама выглядела действительно пугающе.
Сенджу была довольна своей работой, поэтому решила отправиться в своё временное место жительства. Изначально она хотела стрясти с Изуны кое-какие вещи для личной гигиены, но раз не вышло, тогда завтра потребует денег у Мадары. А сейчас в дом и ужин, а то желудок подозрительно начало сводить.
— Стой! — Тобирама остановилась. — Почему ты тогда не использовала этот Хирайшин, чтобы убить нас всех?
Логичный вопрос, но на него ответа не было. Да, это было правдой, что Тобирама помечала каждого, с кем сражалась. Будь то катана, одежда или кожа. Сенджу научилась делать печати невидимыми и абсолютно не отсвечивающими чакрой. Просто несмывающиеся невидимые тату. Конечно, как только техника была готова, радостная, пятнадцатилетняя Тобирама пошла хвастаться брату. Тот был искренне рад, хвалил сестру и испёк вкусный черничный пирог. За ужином девушка в подробностях рассказывала о свойствах печати и о том, как её можно использовать. Хаширама посоветовал пометить весь их клан, чтобы в случае чего наследница могла переместиться, к кому угодно, но на словах о том, что можно метить врагов, а после переместиться за барьер и убить их, глава Сенджу отвесил сестре смачный подзатыльник. Он долго промывал ей мозг на тему, что так нельзя, убивать плохо, а убивать таким низким способом ещё хуже. Пилил ей мозг месяц, а потом она сдалась, приняла слова брата, отступила от учений отца и поклялась, что не будет использовать эту технику в битве с Учиха. Не все средства на войне хороши. По крайней мере, в войне шиноби, когда один из кланов желал мира.
— Я хотела, — хмыкнула Тобирама и увидела краем глаза, как дёрнулся Изуна. — Но можешь благодарить моего брата с его Хаширамотерапией.
Изуна всё понял. Вопросов больше не задавал, но решил всё равно проводить до дома. По пути Тобирама всё-таки завела разговор о мочалке, мыле, щётки и шампуне. Всё в той же тишине Изуна отвел её к одному из домов, откуда вышла стройная девушка с усталым выражением лица. Она продала наследнику всё интересующее, а тот отдал мешок девушке.
Надвигалась ночь, когда она вошла в дом. Почти одновременно с Тобирамой вернулся замученный, растрёпанный и явно уставший Мадара. Он кивнул девушке, сказал, что ужин сейчас принесут, и передал ей другой мешок. Сенджу осторожно его открыла и удивлённо посмотрела на Учиха.
— В следующий раз говори, если что понадобится.
Тобирама благодарно кивнула и на время отставила вещи в углу. Ужин прошёл в тишине, на которую не жаловался никто из них, а после девушка взяла вещи и предметы, купленные Изуной, и пошла в уличный душ.
Мадара действительно устал. Пришлось проверить всех пограничных, сделать им выговор за то, что те забили на свои обязанности и пошли устраивать гулянку, поэтому глава Учиха их конкретно так погонял и помучил. Бедные парни после жестокой тренировки даже встать не смогли, а Мадара измотался морально. Так же пришлось сходить за сменными вещами и двумя свитерами для Тобирамы. Конечно, можно было послать кого-нибудь, но парень хотел лишний раз прогуляться по селению.
Вообще, упёртость девушки удивляла и даже в какой-то мере поражала. Вот что такого в том, чтобы сказать, что ей нужна тёплая одежда? Только после того, как Мадара обратил внимание на то, как прижимала Тобирама руки к себе и пыталась греть пальцы о чашку чая, он вспомнил, что девушка всегда ходила в тёплом полушубке. Ей холодно, и пришлось брать всё в свои руки. Гордая Сенджу.
Мадара устало вздохнул и, кинув документы на стол и взяв одежду, направился во двор. Из душа вышла довольная Тобирама, в простой спальной одежде. В руках она держала грязные бинты и искала взглядом, куда их можно выбросить. Мадара показал ей на чёрное, явно сотни раз поджигаемое ведро. Девушка выбросила туда мусор и осталась смотреть, как Мадара слабым катоном всё сжигал.
После тёплого душа, спасибо жаркой погоде, Мадара зашёл в спальню и даже засмотрелся. На футоне сидела Тобирама с платком на плечах и ножницами в зубах. Её мокрые волосы сосульками свисали вниз, обрамляя овальной формы лицо. Девушка была сосредоточена, а когда Мадара посмотрел вниз, то увидел стройные ножки и понял, что девушка перевязывала ногу, сидя в одной только футболке и белье. Тобирама подняла на него яростный взгляд, и в парня полетела банка с мазью и с проклятиями на весь его род:
— Не учили стучать прежде, чем входить, чёртов Учиха?!
— Это мой дом! Куда хочу, туда и вхожу, — но, чтобы не навязываться на конфликт, Мадара подождал за дверью, пока девушка успокоится и вернёт лицу привычный бледный оттенок.
Эта ночь прошла без каких-либо происшествий.