Последнее, что видела Романова перед отключением это бригада врачей, которые готовились делать операцию. После длительного промежутка времени девушка оказалась в белой палате, где и начала её история с самого начала. Да, это была та самая лаборатория, где выросла она, где из неё делали того самого монстра. Уваров чувствовал свою вину в том, что не смог и не успел её остановить в этом. Но в тот же момент Романова хотела почувствовать, что значит настоящая боль от удара ножа. Морозов косился на физрука, злобно сверля того взглядом.
- Ты знал, что она может много чего вытворить, но не до такой же степени! - злобно сказал Морозов, чуть повысив голос. - У неё мать умерла вчера!
Уметь хорошо притворяться это залог успеха слушать и дальше этот разговор. Полностью не двигаясь Романова продолжала слушать разговор между ними. Пётр так не сделал фотографию отдельную для неё, а теперь она ещё узнала, что её мать погибла вчера и он её видел.
- Тогда почему ты ей об этом не сказал? - шикнул Уваров. - Почему ты решил, что так будет лучше? Ты подумал, что это не лучший вариант для неё, ведь она не приняла тебя, как отца?
- Не волнуйся, я переживу, что она меня не приняла, но рассказать ей о том, что её мать погибла? Да, я не могу! Ладно, что было в лесу?
- Ничего такого! Просто общались...
«Общались? Ты же давил как обычно, но на общение это не было похоже», - думала Романова где-то у себя в голове.
- Потом я дал ей пистолет в руки с одним патроном, посмотреть убьёт ли она меня.
- Вижу, что не убила.
- Она стрельнула в воздух. У нее что-то есть всё-таки... что-то такое, что она не смогла застрелить меня.
- И что это может быть?
- Не знаю, - ответил Вадим, посмотрев на девушку, почесав свой затылок. - Что-то движет ею.
- Зачем она воткнула в себя нож?
- Она сказала, что боль не чувствовала, когда в неё стреляли. Воткнуть ножом в себя, она решила, что таким образом будет чувствовать боль.
- Что она сказала перед тем, как отключилась?
- Она сказала, что почувствовала боль.
- Почувствовала?
- Да, - ответила Романова. Мужчины повернулись к ней сразу. - Первый раз, когда я получила огнестрельное ранение я была настолько в шоке, что перестала испытывать боль к этому. Шок заглушил боль, поэтому я перестала чувствовать её. Чтобы вновь почувствовать то, что было отнято, мне пришлось воткнуть нож в себя. И я почувствовала боль.
- Ты подслушивала? - спросил Пётр.
- То есть это был эксперимент сможешь ли ты почувствовать боль? - спросил Вадим.
- Да. Я не лишина чувствовать боль, как думала изначально. Просто нужно было воткнуть в себя нож, чтобы почувствовать это вновь. - Романова посмотрела на Петра, ответив: - И да, я подслушивала. Накажешь?
- Как отец, я бы это сделал, но ты меня не признаешь. Так что я право не имею, - ответил Морозов.
- У меня есть один вопрос. Почему ты не сказал мне о смерти мамы, но при этом сказал об этом физруку?
- Потому что он первый до меня дошёл, когда я вошёл в школу.
- Ложь! Ты мог ему дать в морду, чтобы не приставал и рассказать мне о смерти матери!
- И как я это должен был сделать? Ты не признаешь меня как отца и тут совершенно незнакомый тебе дядька должен сказать о смерти матери?!
- Ты последний её видел! Ты был у неё! Я ДОЧЬ, я имею право знать!
Впервые в жизни девушка подняла так голос, что у мужчин сразу вылупились глаза из орбит, и Пётр сглотнул отойдя на шаг назад. Уваров продолжал сидеть на месте.
- Она повысила голос, что это может значить? - спросил Пётр, посмотрев на Вадима. - Очередное проявление чувств?
- К матери, Пётр, - поговорил физрук, - у неё проявление чувств к матери, которой не стало.
- Браво, Уваров, пять баллов, - проговорила Даня. - Прими к сведению, Морозов. Уваров умнее тебя. А почему вы здесь?
- Сейчас каникулы, - ответил Пётр. - Всё разъехались по домам.
- Не все. Давай на чистоту, вы вкололи тот самый вирус, который хер Колчин разрабатывал очень долго и вкололи противным школьникам, которых вы просили узнать у меня некую информацию. Почему?
- Потому что отказать Колчину невозможно.
- Ложь. Ему легко отказать просто вы никогда этого не делали, боясь о том, что он может пристрелить вас, но с помощью других рук.
- Да. Нам пришлось это сделать.
- Скучно. Вы разрабатывали этот вирус и лекарство от него, не зная, что давно существует вакцина от китайской лихорадки.
- Чего-чего? - в унисон спросили мужчины.
- Ой, я слишком рядом и приближено находилась с хером Колчиным, изучая все то, что он делал. Естественно я все знаю. Сколько мне ещё здесь быть?
- Пока не закончатся каникулы?
- Хрен вам! Я хочу гулять. Ты повезешь меня в Москву, я хочу гулять, - сказала Даня, посмотрев на Уварова.
- Опять он? Куда он тебя постоянно возит, что хочешь ездить только с ним?
- Он не такой занудный, как ты. Если хочешь заняться воспитанием ребёнка, то воспитывай лучше Морозова младшего, которому явно не хватало твоего внимания ещё в детстве.
- Да что ты знаешь то?!
- Всё, что мне надо. То дело, которое вы мне подсунули ещё изначально, когда хотели, чтобы я внедрилась в их круг, изучив прекрасно Максика, у которого противный характер. Испорченный, нарциссический мажор с агрессивными и хамскими манерами скрывается подросток с тяжелым детством. Ему явно не хватает внимание от отца. Резок и холоден, может вспылить. Всегда пытается решить проблемы без помощи друзей, но предан им. Является объектом женских вздохов и нередко слез. Независимый по большей части, но при этом он довольно популярен. Из-за чего это интересно к нему испытывают всякую любовную фигню? Если простыми словами обычный засранец.
- Что ты вообще знаешь о моем сыне?
- Это твоя характеристика на твоего сына. Я только добавила, что он засранец, который пользуются не понятной популярностью среди баб. В нем нет ничего такого, что можно было зацепить. Фу.
Вадим сидел возможно даже не понимал, что он тут делает при семейных разборках, но в другой момент почему-то тут очень весело. Он сидел смеясь. Пётр злобно посмотрев на парня, сверлив его взглядом.
- Если ты защищаешь своего сыночка, не пробовал ли ты взять и помириться с ним? Или он не простит тебя и ты этого очень боишься. Я то тебе не верю совершенно.
- Значит, так оно быть.