Стоит упомянуть, что наш нежный Феликс с алкоголем всегда был на «вы». Ему стоило нюхнуть крышечку, как его уносило в такие дальние дали, что в один из последних разов он даже просил Чанбина доказать «а правда ли у того такой большой». Прямо в баре. При всех. Потом, правда, он с тем же самым Чанбином допустил ещё большую глупость, о которой Феликс предпочитал не вспоминать. Поэтому и мы тоже не будем.
Так вот, наказание. Цезаревское. «Поставить засос сидящему напротив».
— А почему это я? — запоздало возмутился Феликс.
— Потому что ты, — Цезарь в снисходительной манере показал на Феликса указательным пальцем, — сидишь напротив меня, — добавил он, уперев этот самый палец себе же в грудь. «В жопу себе его засунь!» — крикнул единственный токсичный таракан в голове у Феликса (по заверению влюблённых тараканов — подкидыш).
— Вообще-то, Лис тоже напротив тебя сидит, — продолжал пытаться спрыгнуть с темы Фел. Лис от такого смелого заявления аж ближе к Питону подвинулся, а сам Питон смерил Феликса таким взглядом, что нашему «спрыгальщику с тем» прямо-таки самому захотелось пойти и сделать что угодно и за кого угодно.
Пришлось прибегнуть к плану «Б». То есть пустить всё на самотёк и ждать, когда всё само решится. Самый любимый план Феликса, кстати!
Он всё ждал, что сейчас все рассмеются, так заливисто и заразительно, и признаются ему, что всё это просто шутка! Мол, решили проучить подкидыша (который Феликс), за то, что он всё это время выдавал себя за другого. Феликс посмеялся бы с ними в ответ, унял дрожь в коленках и вернулся на место с превеликим облегчением.
Но хуй. Там. Был.
План «Б» провалился. Никто не спешил ему на помощь, а сам Феликс лишь безрезультатно оттягивал время. По сочувствующим мордам Шута и Лиса было понятно, что шуткой тут и не пахло. Цезарь же наоборот улыбался так широко, будто выиграл в лотерею целую тонну хороших сигарет.
— Ты задерживаешь игру, Мотылёк, — сказал он и постучал по своим коленям, приглашая Феликса помочь ему, исполнить его же, блядь, наказание, которое по какому-то несчастливому стечению обстоятельств стало теперь ещё и наказанием для Феликса.
— Игра есть игра. А наказание есть наказание, — добавил он, будто отвечая на немой вопрос (ахуй) в глазах у Феликса.
— Ну так просто выпей, и не будет никакого наказания, — посоветовал ему Фел, всё ещё не желая подниматься с места.
— Не могу, — хмыкнул Цезарь, — алкоголь на меня плохо влияет. Просыпается аппетит и появляется навязчивое желание посетить комнату напротив.
Он, развалившись на своей подушке аки на королевском ложе, постучал по своим коленям, приглашая Феликса сесть на них сверху.
— Тебя в этой комнате напротив никто не ждёт, — небрежным тоном бросил ему в ответ Феликс. И в качестве доказательства своих слов он поднялся с места и окинул Цезаря равнодушным взглядом, так, будто бы ему на этого парня было плевать аж с высокой колокольни.
— Ну-ну, — хмыкнул Цезарь, наблюдая за тем, как Феликс на шатающихся ногах переступал содержимое круга, чудом не снося всё на своём пути.
На деле же если бы не та чёртова рюмка ядовитого тархуна (от «деревенских», как заверял их Шут), то хуй бы у Феликса хватило смелости встать, переступить через все рюмки, эту ебучую кепку с наказаниями и опуститься на колени к Цезарю, перекинув через него одну ногу.
В голове у Феликса в тот момент происходило что-то невообразимое. Тараканы перебегали из отдела в отдел, громко выкрикивая что-то нечленораздельное и мешая тем самым Феликсу думать. Не то чтобы он умел, но в тот самый момент ему бы это неплохо так пригодилось.
В нос моментально ударил запах чужого парфюма. C ним было связано уже так много моментов близости, что, вдыхая этот аромат, оставаться спокойным было просто невозможно. Особенно если дело дошло до реальной близости.
Феликс шумно вздохнул, когда его шеи коснулись чужие тёплые губы. Совсем легко, будто на пробу. Цезарь проверял реакцию парня на своих коленях и, судя по улыбке на его лице, был вполне доволен.
— Да не трясись ты так, Мотылёк, — прошептал Цезарь, накрывая его талию своими ладонями, — это всего лишь засос.
— Тогда поставь его уже быстрее, ты задерживаешь игру, Цезарь, — с налётом лёгкой дрожи в голосе ответил ему Феликс.
— Мы вам не мешаем? — подал голос Шут.
— Мешаешь, — огрызнулся ему в ответ Лис, — отвали от людей, а.
За спиной у Феликса началась перепалка, но ему до неё не было никакого дела, ведь он сидел у Цезаря на коленях посреди его комнаты у всех на глазах.
Феликс всё твердил себе, что игра есть игра, но самообладание пошло нахуй ровно в тот момент, когда по коже прошёлся горячий язык, за которым следовал мягкий укус где-то в районе ключиц.
— Шея, Цезарь, — прохрипел Феликс, который пытался держать лицо до самого конца. Получалось у него, честно говоря, так себе.
— Но ты сильнее дрожишь, если касаться тебя в районе ключиц, малыш.
— А ты сильнее всего дрожишь, когда у тебя из носа идёт кровь, но я же держу себя в руках, малыш, — ответил ему Феликс полушёпотом. С учётом, что дышать он старался через раз, то каждое слово давалось ему с трудом. Особенно тот момент, как держание рта на замке, из которого, так и норовил вырваться очередной неловкий и абсолютно неуместный, но очень чувственный «ох» или «ах» (не путать!).
Цезарь в ответ на «малыш» из уст Феликса только хмыкнул и вновь коснулся губами шеи парня, но на этот раз уже настойчивее. Феликсу в тот момент показалось, что кто-то намеренно прибавил в комнате температуру, ведь в руках у Цезаря ему становилось по-настоящему жарко. И дело даже не в том, что они делали всё это у всех на виду, не в губах, игриво блуждающих по шее. И даже не в том, как ладони Цезаря с талии ловко сползли Феликсу на задницу.
Всё дело в чёртовом запахе яблок, мяты и лимона. В чёртовых прикосновениях, слишком интимных для простого «наказания». В чёртовых взглядах, которым Цезарь то и дело одаривал Феликса, будто тот уже принадлежал ему «от» и «до». Ну и, конечно же, в чёртовом «тархунчике от деревенских», которого Феликс употребил в начала игры (заставили!).
От всего этого ему было так хорошо в чужих руках, что он медленно плавился от каждого поцелуя и прикосновения, почти забывая где они и почему. Чужие пальцы по-хозяйски мяли его ягодицы, унося Феликса куда-то далёко-далёко. Тот самый единственный токсичный таракан от такого натиска моментально примкнул к влюблённым, оставив государство «Феликс» без какой-либо оппозиции.
— Совесть имей, Цезарь, — с осуждающими нотками в голосе сказал Лис, возвращая Феликса из мира грёз в наш бренный обратно.
— Чего нет — того нет, — прохрипел тот и потянулся к губам Феликса за поцелуем. Фел потянулся было в ответ, но в последний момент накрыл чужой рот ладонью, прошептав в несостоявшийся поцелуй:
— Хуй тебе, псина, — прошептал он и толкнул Цезаря в грудь, отстраняя его от себя.
— Гав, — хмыкнул Хёнджин, вытирая своим чуть припухшие губы тыльной стороной ладони. Тараканы в голове у Фела в тот самый момент выли «мы могли! их! поцеловать!».
На обратном пути к своему месту шаг у Феликса был уже не таким ровным. Перед тем как сесть на место (упасть на подушку) он успел перевернуть кепку с действиями и опрокинуть две рюмки.
— Совесть имейте, — возмутился Шут, — напьются, а потом у честных людей выпивку проливают. Позор!
— Ты-то честный? — хмыкнул Лис с присущими ему ядовитыми нотками в голосе, — людей-то не смеши.
— Протестую, — отмахнулся от него Шут, — Цезарь, попрошу не задерживать игру! — официальным тоном обратился он в тому, кто должен был крутить бутылку.
— Я повторяю ещё раз, — в очередной раз встрял Лис, который после первой же рюмки буквально посчитал своим долгом посраться с Шутом, — вам вообще норм, что Цезарь крутит так, как хочет сам? Это же нихуя не честн...
— Правда или действие? — спросил Цезарь, игнорируя перепалку между Лисом и Шутом. Он смотрел прямо на Феликса, как и горлышко бутылки, которую Цезарь несколько секунд назад так «удачно» крутанул.
Феликс до сих пор чувствовал его губы на своей шее, его руки на своей заднице и всё никак не мог успокоить бешеное сердцебиение в груди, от которого ой как плохо думалось. Жар, что нахлынул на него в момент кратковременной близости с Цезарем, всё никак не отступал. На второе такое действие с засосом или чем похуже его точно не хватит. Не сейчас, когда наказание было уже две рюмки деревенского «тархунчика».
— Правда, — сказал Феликс, стараясь заглушить дурацкие голоса в голове вроде «а когда мы опять поцелуемся?» или «пусть заходит в комнату напротив, мы ждём!».
— Кто такой Чанбин? — спросил Цезарь.
— Что? — переспросил его Шут.
— Кто? — вторил ему Лис.
Питон только понимающе хмыкнул, мол, знает он этого самого Чанбина. Не понаслышке даже. Видали этих Чанбинов!
— Мой лучший друг, — удивлённо ответил Феликс. — И это всё? Такой простой вопро...
— А с каких пор у нас люди целуются с лучшими друзьями? — вопросом на вопрос ответил Цезарь. Уже без улыбки на губах. Взгляд его вмиг стал таким серьёзным, будто кто-то в тот самый момент покусился на что-то его, и он собирался драться за своё до последнего.
— Откуда ты вообще... — на одном дыхании прошептал Феликс, но фразу свою закончить не успел. Лис опередил его, ответив Цезарю первым:
— А это уже, кажется, второй вопрос, нет? Имей совесть, а.
Цезарь, сжав пальцами края подушки, ухмыльнулся и небрежно передёрнул плечами. В его глазах до сих продолжали пылать огоньки ревности, хоть он всячески и пытался скрыть это.
— Крути, — сказала он Феликсу так, будто бы ответ на заданный вопрос его совсем не интересовал. Особенно на второй. Скрывать ревность получалось у Цезаря, честно говоря, так себе. И видели это все, кроме самого объекта ревности.
Объект же (с тараканами в голове), ничего не замечая, коснулся пальцами бутылки и небрежно крутанул её. Шёл последний прокрут второго раунда. Последний до повышения ставок до невозможных трех рюмок в качестве наказания.
Горлышко бутылки замедлилось на Лисе, но прокрутилось ещё совсем немного, остановившись на Питоне.
Питон без лишних слов приподнялся с места (Лис с недовольным выражением лица поднял голову с его плеча и выпрямился), запустил руку в кепку (предварительно скинув с неё платок двумя пальчиками) и потом также молча стал снимать с себя одежду.
— «Раздеться до трусов», — прочитал Лис и угрюмо глянул на Шута, — это ты чтоль написал?
Шут жестом показал рот на замке. Лис показушно закатил глаза и смял листочек, раздражённо бросив его в сторону.
Питон же с отстранённым выражением лица снял с себя футболку, обнажая накаченный торс. Чем меньше одежды становилось на Питоне, тем раздражённей и злее делался Лис. Когда же дело дошло до штанов в комнате раздался скрип зубов. Когда штаны были убраны в сторону, а Питон остался в трусах, все мысли Феликса были лишь о том, какой же он там большой. Чёртовы обтягивающие все места боксеры привлекли к себе внимание в комнате всех, без исключения. Питон поддел пальцами их резинку — все затаили дыхание, ожидая чего-то столь же ужасного, как и прекрасного. Если бы один любитель поскрипеть зубами не вмешался в этот праздник жизни.
— До трусов! — нахмурившись, с претензией в голосе сказал Лис, — видишь? До тру-сов.
Питон также равнодушно пожал плечами. До трусов, так до трусов. Ему не жалко.
Так и закончился второй раунд. В молчаливом перерыве все написали, а потом и закинули в кепку по ещё одному наказанию от каждого. Феликс накалякал «отдать все сигареты предыдущему игроку», потому что, во-первых, у него этих самых сигарет не было (терять нечего), а во-вторых, писать что-то вроде «постони на ухо сидящему напротив» пиздец как стрёмно (вдруг ему же и выпадет — жуть!).
Третий раунд начался с того, что Шут без лишних комментариев (что для него было ой как несвойственно) собрал все рюмки в центре, добавил ещё одну и наполнил их остатками из адской бутылки с черепом на боку. Получилось всего шесть.
— Нас больше, чем на два наказания не хватит, — сказал он без прежнего задора в голосе и как-то показательно не смотря в сторону Питона. Тот на чистом похуе сидел, раздвинув ноги в стороны, и то и дело прикладывался к банке с пивом, которых рядом с ним было уже несколько.
— Ну, в общем, можем начинать, да, — объявил Шут, уселся на свою подушку сверху и стал с любопытством рассматривать подошву своих абсолютно обычных чёрных тапочек, выискивая там не меньше, чем карту сокровищ! Искал бы и дальше, если бы Питон своим хрипловатым тихим голосом не сказал:
— С кем у тебя был первый секс?
И при этом не смотрел бы прямо на Шута. Как и горлышко чёртовой бутылки.
— А? — переспросил его Шут.
Феликсу Шута было жаль. Тот, бедолага, оторвав взгляд от подошвы, посмотрел прям на Питона (который в трусах), побледнел, потом покраснел и застыл с разинутым ртом, будто вывихнул челюсть.
— Кажется, он хочет действие, — ответил за него Лис не без злорадствующих ноток в голове. Он пододвинул кепку с наказаниями ближе к Шуту и сам же засунул его ладонь под платок. — Вытяни что-нибудь по-настоящему интересное.
Шут и вытянул. А как увидел, что там написано — окончательно расстроился.
— Отдать все свои сигареты предыдущему игроку?! — закричал он, аж подскочив на месте от негодования, — какая фитюлька эта написала, я вас спрашиваю?
Питон даже как-то заметно оживился (оживился, да!). Уголки его губ на мили-секундочки дрогнули. Он отложил пиво в сторону и потёр ладони друг от друга, готовясь принимать сигареты хоть от всех вместе взятых.
— Врёшь, не возьмёшь! Я живым не сдамся! — продолжил горланить Шут, встав одной ногой на подушку.
— Ну пей тогда! — закрыв уши руками, пытался перекричать дебошира Лис (получалось у него откровенно так себе).
Вся эта трагедия, что развернулась на малой сцене погорелого театра, закончилась закономерно — Шуту пришлось влить в себя аж три рюмки зелёного бодрящего. И если первую он воспринял стойко (храбрился), то вторую влил в себя уже не так уверенно. Третью и вовсе употребил со слезами на глазах. Феликсу своего нового друга было даже почти жаль.
Следующей жертвой «правда-действие» стал Лис. Горлышко бутылки указывало на него.
— Правда, — чуть задрав подборок вверх сказал Лис, с вызовом смотря на бедолагу Шута. Тот, пытаясь прийти в себя после выпитого, для начала показал свой вопрос на пальцах (получилось что-то одновременно непонятное, грубое и, по мнению Лиса, «крайне вульгарное»).
Представление это продолжалось ровно до того момента, пока Шуту не подали водички, и он не вдохнул полной грудью, утерев скупые мужские слёзы со своих щёк. Когда его рот вновь раскрылся, тон его голоса стал серьёзным, без намёка на шутку или иронию.
— Когда ты простишь своего брата? — задал он свой вопрос, не смотря Лису в глаза. Всё его внимание было сконцентрировано на дне стакана, в котором уже было пусто. Намеренно не смотрел он на рыжего или нет — Феликс не знал. Но, казалось, этот вопрос был неприятен как одному, так и другому.
Лис моментально изменился в лице. Его подбородок клюнул вниз, он сжал зубы и нахмурился.
— Действие, — сказал он и потянулся к кепке. Шут безразлично пожал плечами и отставил стакан в сторону, натягивая на лицо свою фирменную улыбку.
— Давай-давай, присоединяйся, тут ещё три рюмочки, — посоветовал ему Шут.
Лис из шляпы действий (наказаний) вытянул листочек с «покажи свою любимую позу на любом из присутствующих». Листочек этот он охарактеризовал как «не так уж и плохо», тогда как Шут после такой удачи рыжего и вовсе скис. Зато Питон!
Питон в том раунде сорвал главный приз.
Лис, скомкав бумажку и бросив её в одну из пустых рюмок, привстал на коленях и исполнил написанное на Питоне.
Феликсу от увиденного вмиг стало так неловко, что ему одновременно захотелось отвернуться и продолжать смотреть дальше. Лис, перекинув через полуголого Питона ногу, сел на него сверху и обнял того за шею. Ладони Питона как по щелчку оказались на талии рыжего. Они улыбнулись друг другу, а потом Питон сказал ему:
— Разве эта?
— У меня много любимых, — ответил ему Лис мягким тоном, без яда и высокомерных ноток, с которыми он всегда обращался к какому-нибудь Шуту.
Питон смотрел на Лиса не так, как на остальных. Улыбался, отвечал что-то полушёпотом и не опускал ладони ниже талии, будто не желая делать всего этого при посторонних.
На контрасте с тем, что Питон был в одном лишь нижнем бельё (которое ни черта не скрывало), их объятия казались такими интимными, что Феликсу пришлось заставить себя отвести взгляд в сторону.
— Мы вам не мешаем? — скучающим тоном спросил Цезарь. Пиво в его банке уже кончилось, а наблюдение за объятиями Питона и Лиса не доставляло ему никакого удовольствия.
По лицам Питона и Лиса можно сделать заключение — мешали. Даже очень. Лис хотел было покинуть объятия Питона, но тот не отпустил парня, дав тому только перекинуть ноги на одну сторону и свести колени вместе, оставшись сидеть где-то между ног у Питона. Все остальные с облегчением выдохнули, ведь шанс неудачно пересечься взглядом с не тем питоном теперь был равен нулю.
Лис, разнеженный прикосновениями «на отъебись» крутанул бутылочку. Остановилась она горлышком на Цезаре.
— Правда, — расслабленным тоном ответил ему Цезарь. Так, будто бы тот не боялся ни единого вопроса, который мог задать ему парень. Всё что угодно. Особенно от Лиса.
Лис хотел было задать свой вопрос, но Питон остановил его, накрыв ладонью его колено.
— Что? — просил Лис и наклонился к нему. Питон прошептал ему что-то на ушко.
— Ты уверен? — переспросил его Лис. Тот кивнул в ответ и улыбнулся.
— Ну? — спросил их Цезарь. — Семейный совет окончен?
Питон вздёрнул бровь, расслабленно повёл плечом и откинулся спиной на подушку, по-хозяйски оставив одну ладонь на талии у Лиса. На его губах играла едва заметная улыбка, которая для Цезаря не сулила ничего хорошего.
— Шатены или блондины? — озвучил Лис Питоновский вопрос. По выражению лица рыжего было понятно, что он всё ещё не считал этот вопрос хорошей идеей. Шут совсем тихо пробурчал растерянное «ёмоё», а Феликс...
У Феликса в предвкушении ответа сжалось, а потом быстро-быстро затрепетало сердце. Это могло значить всё что угодно. Например, хочет ли Цезарь перекрасить в блонд. Или какая шёрстка у кошечек ему больше нравится. Или...
«Или был ли на том портрете, который Цезарь сначала сломал об колено, а потом выбросил, нарисован Ёнбок, потому что Цезарю шатены нравятся больше, да, Феликс?»
То был голос того самого токсичного таракана, который несколько последних раундом маскировался под влюблённого.
В общем, вопрос не оставил неравнодушного никого, кроме самого Цезаря. Тот улыбнулся и чуть склонил голову вбок, будто бы и правда раздумывал над ответом (в то время как токсичный таракан изводил нашего бедного главного героя разными предположениями, одно из которых было хуже другого).
Но наконец Цезарь выпрямился, его губы зашевелились, и он огласил свой ответ:
— Действие.
Феликс в тот момент испытал весь спектр эмоций от облегчения до полного разочарования. ТТ (токсичный таракан) продолжал гундеть, что наша осветлённая башка и рядом с Ёнбоковскими красивыми волосами и рядом не стояла. ВТ (влюблённые тараканы) же утверждали обратное, строя теории о любви Цезаря к Феликсу, опираясь исключительно на своих внутренние тараканьи ощущения.
И пока Феликс мучил себя всякими-разными мыслями (преимущественно депрессивными), Цезарь вытащил из шляпы наказаний своё «действие».
— Чё за хуйня? — спросил он, пытаясь прочитать написанное, — отсосать... что? Дверь директора? Это какой мудак написал?
Шут, выпятив грудь вперёд, прочистил горло (не помогло) и заплетающимся языком сказал (бессвязно пробормотал):
— Так это... обоссать дверь этому мудаку... директору бля. Я написал, — с гордостью в голосе (гордость эту за полупьяными вздохами распознали не все) сказал Шут.
— Обоссать дверь директору. Класс, — заключил Цезарь. — Так чего же мы ждём?
Примечание к части:
на бусти уже доступны 42 и 43 части (+ черновик к 44 части)
следующая глава выйдет во вторник в 19:00 по мск
тг: https://t.me/yoursugadaddy1
бусти: https://boosty.to/yosuda1