Не пугайтесь.
Пожалуйста.
**
А человеку нужен крепкий чай...
а не меха, какие подороже.
и просто слышать: - как же я скучал!
и улыбаться: - я скучала тоже...
а человеку нужен дом и сад,
и два окна, и старенькие двери.
и просто слышать: - как тебе я рад!
и отвечать: - ах, как тебе я верю!
нужна заря... и в окна тихий стук.
и верный пес, который скрасит вечер.
и просто слышать: - что с тобою, Друг?
и отвечать: - хочу расправить плечи.
чтоб наши чувства - не свели к нулю,
и, кто далек - стал ближе и роднее.
и просто слышать: - я тебя люблю.
и отвечать: - а я тебя - сильнее!
***
Я поднялась с пола и пошла вниз, на кухню. За столом сидлела подруга и пила крепкий кофе, настолько крепкий и терпкий что запах был едкий. Сразу за мной вышел Макс и сел за стол. Я постояла минуту в проходе, посмотрела на них и пошла в гостинную. Элис обрабатывала избитого, до потери сознания Зейна которые все еще не пришел в себя. Смотреть на это было противно и я вернулась в кухню.
Мэр пялилась в настенный календарь, висящий у ящика.
-С праздничком, родная- сладостно протянула подруга, нагло улыбаясь
-Сначала я не поняла, а спустя пару секунд дошло. Май. Конец мая.
-Ну вот, тебе 18, иди Лизз, делай что хочешь. Не забудь сделать паспорт и иди покупай сигареты в ларечках. -подруга нагло улыбалась.
Как же я любила свой день рождения. Устраивали огромный праздник, снимали для этого отдельный зал. А сейчас?
Ну-с. Мне 18, я могу осознанно отвечать за свои действия. Или нет?
Вспомнилось, как совсем недавно, я стояла в нижнем бельем перед спящим Максом и обдумывала план действий, но не решилась. Это было дома у Альфреда. Если помните конечно.
Я встала из-за стола и пошла обратно наверх. На лестнице меня остановил Макс. Он хотел что-то сказать, но я прикрыла ему рот рукой и позвала за собой в комнату.
POW Макс
мы ввалились в комнату, едва не споткнувшись о край ковра у порога. Наш путь к кровати обозначила хаотично разбросанная по полу верхняя одежда - без нее сразу стало значительно легче дышать. Лизз окончательно превратилась в нечто буйное и неконтролируемое, и я вдруг почувствовал, что за этим неожиданным превращением кроется что-то иное. Я сел на постели и остановил ее в шаге от себя, не позволив упасть на меня.
Ее глаза широко распахнулись от удивления, а руки тотчас покрылись гусиной кожей. Я улыбнулся со всей нежностью, на которую был способен.
- Неужели ты все еще боишься меня? Я страшный? - Издевательски медленно спустил с ее плеча одну бретельку бюстгальтера. Лиззи стала переминаться с ноги на ногу, не решаясь посмотреть на меня.
- Нет... ты красивый... даже слишком...
- Может, я делаю что-то ужасное? - Вторая бретелька соскользнула по плечу, я потянул за крипежом и с легким шорохом лифчик сползл к ее ногам. Через минуту я полностью освободил ее от одежды. Лизз, пересилив себя, наконец обратила на меня неуверенный, смущенный взгляд. Я восторженно улыбнулся.
- Господи, как же ты прекрасна... - я коснулся ее груди и она вздрогнула, встретив мою руку нежным прикосновением к локтю. - Всего лишь хочу, чтобы ты почувствовала меня. Пожалуйста, почувствуй меня...
Лиззи молчала, как и должны молчать волшебные существа - нимфы, наяды, или даже богини, ибо для созерцания красоты не может быть надлежащих слов. Я неоднократно представлял ее тело, но в жизни оно все равно оказалось значительно красивее: стройное, с мягкими круглыми изгибами и нежной атласной кожей, трепетной, горячей на ощупь. Я не до конца верил, что могу до него дотронуться, не беспокоясь, что оно растает, как призрак из моих снов. Свет полного серебряного месяца, льющийся из окна, создавал вокруг Лизз иллюзию сияния. Я коснулся кончиками пальцев ее раскаленной от острого желания коже, описав вокруг груди знак бесконечности, и провел линию вниз, по маленькому упругому животику. Лизз закрыла глаза и прерывисто вздохнула, когда мои руки скользнули по ее пояснице и настойчиво потянули вперед. Я повторил тот же путь губами, позволив ей обнять меня как раньше - несмело, но крепко.
- Если бы ты знала, как я хочу сфотографировать тебя сейчас...
Лизз легла рядом со мной, немного согнув ноги в коленях - как настоящая античная статуя - только живая, и такая желанная...
- Зачем?.. - Ее голос срывался, тело трепетало под моими руками.
- Потому что ты не осознаешь, насколько прекрасна... Что тебе мешает?..
Я целовал ее там, где она даже не ожидала, и с Лиззи постепенно спадали напряженность и оцепенение. Я знал, что после этой ночи она обязательно изменится, как меняется после завершающего шлифования прекрасная скульптура - вместе с последним нежным прикосновением художник будто вдыхает в нее жизнь. Я гладил внутреннюю поверхность ее бедер и впитывал безумно пьянящий аромат, теряя разум от желания.
- Лизз ... моя Лиззи...
Она тихо вздохнула, оплетая руками мою шею, и я заметил в ее глазах легкую дымку грусти:
- Твоя... только твоя...
И я осторожно забрал ее под себя. В голове стучало сердце, я не видел больше ничего, кроме огромных темно-золотых глаз - широко раскрытые, влажные, они смотрели глубоко внутрь меня. Я дико боялся напугать ее, поэтому приблизился к уху и прошептал:
- Тебе может быть немного больно... Не бойся, это пройдет.
Она поцеловала мою щеку. Ее голос слышался будто издали:
- Больно будет, если ты когда-нибудь меня предашь.
В этот момент я резким движением прижал ее к кровати. Лиззи застонала и судорожно вцепилась в меня, но я только теперь понял, что она имела в виду. Она уже бывала с мужчиной. Как я мог забыть? Девушка, ходящая по клубам каждые несколько дней, лиственницой быть не может. Это открытие в какой-то миг ударило мне в голову волной обиды и даже разочарования, но меньше чем за секунду все захлестнула безумная лавина, и я перестал думать, волноваться, переживать, утонув в бескрайнем океане сияющей всепоглощающей страсти. Ладони Лизз порхали по моему телу, словно горячие мотыльки, и мы сливались в нечто, гораздо более прочное, чем единое целое, потому что скоро я уже не понимал, куда исчезли пространство и преграды между нами. Я начинался там, где заканчивалась она, мы смешивались, словно два невесомые эфирные существа. Я будто смотрел на нее изнутри, и ясно видел, как в глубинах ее души тает что-то тяжелое, что-то напряженное и злое, что иногда, когда она стеснялась или боялась, проявлялось в ее голосе железом. Это было то, что не позволяло Лиззи быть собой - красавицей, достойной поклонения и восхищения, - и набрасывало на ее лицо и тело зловещую тень, неподвижную маску, в которой она растворялась и за которой скрывалась от всего мира.
Живот Лизз напрягся, натиск мгновенно усилился стократ, и я обезумел от удовольствия, двигаясь все быстрее и мощнее. Она шла за мной, придумывала, создавала новое - так, как я учил ее, и в то же время раскрывалась передо мной, как мне казалось, возвращаясь к самой жизни. Я не знаю, сколько минуло времени - может быть, целая вечность. В какой-то момент ее дыхание прервалось, по телу пролетела судорога, и она выгнула спину, из последних сил цепляясь за меня.
Вокруг вдруг потемнело, я почувствовал, как в ушах свистит ветер - мы падали в бездну, и падение наше становилось все медленнее, тише и мягче. Постепенно комната, время и пространство возвращались к нам, а мы - в себя. Она снова стала просто Лизз, я - собой, и мы лежали теперь, обнявшись, без малейшей возможности пошевелиться.
Я потянул одеяло, вдруг почувствовав приступ озноба. Девушка положила голову мне на плечо и затихла, лишь изредка прерывисто втягивая воздух. Прошло несколько минут. Я посмотрел на нее, но она этого не заметила.
- Я люблю тебя.
Она даже не шелохнулась.
- Давно?
- Как только увидел.