Приятно было следить за рассветом, когда еще так тихо и спокойно, чувствовать, будто и внутри у тебя все наполняется чем-то светлым, теплым и нежным, точно ты сам участвуешь в том медленном редении тьмы, которое предшествует солнечному восходу, когда предметы приобретают свои истинные очертания, а пространство между ними становится светлым, и огни, ночью ярко сиявшие, желтеют и постепенно меркнут при свете дня. Приятно было смотреть на это волшебство, совершающееся только в часы раннего рассвета, когда кругом стоит глухая тишина и нет еще дневного шума и суеты, когда все еще только просыпается и никто не спешит, стараясь насладиться красотой и на время забыть о предстоящих делах.
Ночная чернота постепенно сходит на нет, солнце прогоняет темноту, а на смену ей приходят светлые тона. Очертания деревьев медленно выступают, приобретают краски, становятся плотнее, четче и яснее. Утренний легкий туман уже тает, лишь некоторые прозрачные обрывки его кое-где зацепились за ветки. Вода тихо плескалась вторя дыханию природы, расплываясь кругами, соприкасаясь с другими дугами и соединяясь с ними.
... Жгучая боль распирала легкие. Они болезненно сжимались, нестерпимо требуя впустить в себя хоть что-нибудь. Будь то воздух или вода. Прямо над ней вместо привычного бесконечного неба была толща черной озерной воды, вытягивающей из нее жизнь. Острая боль распространялась в груди. Свободными руками она вцепилась в руку в черной перчатке и белых доспехах. Но она уже ничего не чувствовала. Нога онемела. Она более не могла существовать без кислорода. Ее обман спас ей жизнь. В который раз. Довольно часто на Джакку ей приходилось идти на разного рода уловки...
Нужно еще чуточку продержаться. Еще самую малость, совсем немного. Еще пару минут, а потом другие две минуты, а после еще... Она уже совсем не чувствует ноги. Наверняка она не знала, да и проверять не хотелось спешить. Она может быть и могла бы пошевелить ею, но пугать себя раньше времени не было необходимости. Поэтому Лира просто лежала в воде. Она не тонула, а спокойно колыхалась на поверхности.
... Страшный кашель распирал ей горло. Болотная слизь и грязная вода, смешанная с песком и прочим требовала выхода наружу. Ее передернуло от отвращения и противных сдавливаний где-то в груди и горле. Сил добираться до берега не было. Тем более ее отнесло на пару метров. Да и возвращаться туда, где тебя может поджидать еще один солдат, решивший закончить дело предыдущего, не было большой охоты...
Лира потеряла свет времени, так долго она уже колыхалась на поверхности. Голова кружилась от малейших попыток пошевелиться, в глазах все плавало и начинало вращаться, а темно-зеленая, изумрудная зелень деревьев смешивалась с голубыми красками неба, переходила в них. Вода была холодная, ни один лучик солнца еще не достиг ее поверхности. Одежда, красная в тех местах, где были кровоточащие раны, гладила тело и немного щекотала.
Вода тихо плескалась вокруг тела, повторяя ритм ее дыхания. Сколько минут она уже не дышала? Она может еще немного потерпеть. Еще немного, и еще немного. Иначе они подумают, что она все еще жива. Оранжевые искры рассыпались перед глазами. Она продолжала плыть прямо по звездам. Боль разрасталась в груди, но надо было еще немного потерпеть, совсем чуть-чуть, еще самую малость…
Этого вдоха, конечно, не хватило бы ей надолго, но он помог слегка успокоить жгучую боль, распирающую легкие. И опять темнота и покой захватили ее, и она тихо кружилась в воде и ждала, ждала, а ее мокрая одежда с тихим плеском гладила ее тело. Ее легкие больше не могли существовать без кислорода, они самопроизвольно сокращались…
В сознание ей снова и снова врезались воспоминания и видения. Из последних не только те, что она видела раньше, но и новые. Она не могла толком на них сосредоточиться: картинки то появлялись, заменяя ей голубое небо над головой, то исчезали, оставляя после еле заметные следы, за которые она отчаянно цеплялась. Невозможно было разобрать ни одной детали. Изображения расплывались, как черно-синие чернила исписанной тетради, опущенной в воду, так и они оставляли после себя лишь легкий дымок, постепенно растворяющийся в воздухе. Холодная вода не остужала разгоряченное от бега тело, теперь она жутко морозила ее. Лира уже не чувствовала боли в раненной ноге. Хотя она так истошно кричала, когда рана соприкоснулась с ледяной толщей воды, так что чуть не задохнулась, когда полностью оказалась под нею. Пытаясь вырваться из ледяного плена, она наткнулась на другое препятствие. Ни один порез, ни один синяк или ушиб не болел. Жива ли она еще, раз больше не чувствует боли?
Сознание затуманивается. Если она сейчас закроет глаза, ей уже никогда не выбраться отсюда. Ее тело погрузиться под воду и никто никогда не найдет ее. Никто не ищет ее и сейчас. Где-то она уже слышала такое. И тогда, одиннадцать лет назад, как и говорил ей Хан Соло, они все думали, что ее тело погребено под завалами. Они долго искали пропавших, но потеряли всякую надежду. Может, ей все это только кажется и она уже умерла, поэтому ей никак не избавиться от отягощающего чувства пустоты внутри? Но раз она ощущает хотя бы это, возможно она еще жива...
Течение тащит ее куда-то вниз, в сторону берега. Она понимает это только по тому, что кроны деревьев становятся выше, нависая над ней словно готовое вот-вот накрыть одеяло. Какое здесь может быть течение, ведь это не река, а озеро... Ее вытягивают из воды. В одно мгновение тело ее тяжелеет и она сама ощущает всю эту тяжесть, как гравитация тянет ее обратно, туда, где она спокойно лежала, не ощущая на коже ни холодного утреннего ветерка, ни теплых лучей солнца, но здесь было все. Мокрую одежду обдувал холодный ветерок, отчего ее кожа еще более леденела. Ноющая боль пронизывает все тело. Нелегко привыкать обратно к притяжению планеты, после того, как она провела некоторое время в неком подобии невесомости и в полубессознательном состоянии.
Короткие, мелкие щипки в области сгибов локтей, противно и больно, но ни один мускул на лице Лиры не дрогнул. Глубокую черноту зрачков высветлила белая пелена, так что они почти сливались с серой радужкой глаз. Полуживая и полумертвая одновременно. Она словно маленький хлипкий кораблик, попавший в центр самой яростной бури, какая только может случиться посреди бесконечного и глубокого океана.
Вы оставили меня умирать.
Волны, напоминающие гигантских титанов, перебрасывали кораблик между собой, попутно окуная его в пучины и также вновь возвращая на поверхность, где его снова встречали с распростертыми объятьями острые гребни волн, готовые переломить своим весом маленькое суденышко. Корабль, обреченный на погибель.
Он мертв. Он мертв. Он мертв.
Снова и снова, опять и опять выныривающий на поверхность, обратно к свету. Скитающийся среди волн, он не может погибнуть, неведомая сила каждый раз оставляет ему крохотный шанс на спасение. Но эта гроза, кажется, никогда не закончиться, никогда кораблику не выйти из нее, не доплыть до берега, где царит покой. Сердце в груди то стучит без перебоев, то пропускает удар, тогда-то кораблик и оказывается охваченным очередной волной, омывающей его палубу, но ускользающей обратно в пучину мрака и погибели. Мрак поглощает небо, плотным кольцом окружая кораблик. Он пока далеко, в тысячах миль, но темное облако настолько огромно и движется с такой скорость, что в считанные минуты может заполнить собою все вокруг. Черные плотные тучи плывут так низко, что кажется еще немного и упадут. Кораблик заглатывает новая волна, все внутри сжимается от недостачи кислорода...
Они не спасли никого. Храм разрушен. И твоя мать погребена под завалами.
Молнии рассекают небо. Резкая боль от яркого света пронзает глаза. Лампы, источающие белесый свет на мгновение разрастаются, а после гаснут, удаляясь, поглощаемые темнотой. Прозрачная жидкость смешивается с кровью, восполняя потерю. Она видит чье-то лицо, она видела его и раньше, давно-давно, еще в детстве. Но тогда оно было веселое, иногда сдержанное, временами надменное выражение скользило по этому некогда прекрасному лицу. Сейчас оно покрылось паутинками морщин. А глаза были счастливо-печальными, будто молящими о чем-то. Она четко их видела: карие, такие же, как раньше. Вот видение пропало, и она снова проваливается во всепоглощающий мрак. Падает в бесконечное пространство. "Это происходит не со мной. Это происходит не со мной" — давняя и любимая молитва. Боль настолько сильна, что впору заорать. Почему они заставляют ее испытывать эту страшную муку? Почему никак не дают выйти из этого черного пространства, пожирающего любой свет, проникающий сюда? Почему не дают оставить его позади, не дают выбраться из бездны? Почему она не может пошевелить ни рукой, ни ногой? Теплая, даже горячая жидкость с металлическим привкусом разливается во рту, быстро заполняя глотку. И она снова ныряет в темноту. Вернее, ее заставляют войти во мрак и оставаться там дольше прежнего.
Когда же этот кошмар закончится...