Говорят, что людей любят просто так. Возможно, но сегодня я готова с этим не согласиться. Это так странно, когда ты смотришь человеку в глаза и понимаешь, что дорожишь им, а понять из-за чего – совершенно не можешь. Но, углубленно задумавшись об этом, ты можешь понять, что, смотря человеку в глаза, ты влюбляешься в него не за ноги, руки или прическу, а именно за эти прекрасные глаза, наблюдающие за каждым твоим движением и погружающие вас обоих в какой-то отдельный мир. В такие моменты я чувствую, что тону. Тону не просто в глазах человека, которым дорожу, а тону в своих размышлениях, воспоминаниях и упреках. Не хочется отрываться. Хочется лишь продолжать смотреть, наполняя себя прекрасными размышлениями, которые в будущем сделают твою жизнь немного осмысленнее. Размышления об определенных вещах всегда были для меня частичкой смысла бытья. Я, всегда понимая, что размышления – это часть существования, которое мы усердно пытаемся познать, давала себе отчет в том, что такую бесценную валюту, как жизнь стоит тратить на самые неожиданные поступки. Но, не имея жизненного опыта можно потерять все шансы на бытие. Все это – замкнутый круг, не дающий мне покоя.
Именно это я чувствовала, находясь всю ночь в одной палате с Путом. Мы смогли выгнать оттуда всех – Уильяма, Лис и даже врачей, которых Пут каким-то образом уговорил оставить нас вместе. Я видела, что ему стало лучше – ноги больше не подкашивались, глаза не были такими потерянными и тоскливыми, улыбка стала шире и добрее, а я, волнующаяся за него, казалась очень суетливой, хотя надеялась, что он этого не заметит.
Уильям и Лис не стали нас больше тревожить. Ушли, чего я не ожидала. Мне думалось, что они захотят разобраться в ситуации по подробнее, но, несмотря на всю абсурдность произошедшего, они этого не сделали. Уйдя, ребята ничего не сказали, только Уильям мельком взглянул на меня, – грустным взглядом, отражавшим всю его растерянность – открыл дверь палаты, в которой мы изначально находились все вместе, а потом, пропустил Скарлетт, которая казалась более испуганной, чем он вперед и громко закрыл дверь. Ушам было больно – меня трясло изнутри от этого оглушительного звука, но я старалась сопротивляться, зная, что если сейчас потеряю контроль над собой, то потеряю его над всей своей жизнью и над каждым, кто в ней когда-либо был.
Мама, Макс, Уильям, Скарлетт, Арсеника, Рей, Россио, Маргарет, Рейчел – все они сейчас были для меня чужды. Единственный человек, из-за которого я всем сердцем боялась покинуть вселенную хотя бы на пару часов, был Пут Паттерсон. Человек, который подарил мне нечто большее. Вселенная в глазах Уильяма казалась маленькой планетой в конце бесконечного космоса, по сравнению с человеком, таившем в себе целое мироздание и огромное количество чистого человеческого понимания, жизненного опыта и тоски. Да, во всем его существе я видела грусть и неопределенность, переполняющих бокал уверенности в его сердце. Мне казалось, что он просто резко начал тосковать по ушедшей из больницы Лис, которую так и не успел прочувствовать даже частично. Его атаковало потрясение, которое я никогда не замечала в этих темных, горящих смешением чувств, глазах. И в надежде на то, что эта странная атмосфера неполноценности в нашем маленькой комнате когда-нибудь иссякнет, я решила заговорить с ним первая.
-Пут, почему ты считаешь, что все люди – эгоисты? – моя рука легла на его руку, а голова на массивное плечо. Наши тела оперлись на стенку, казавшуюся сейчас самым мягким и притягательным местом в этой комнате, а руки, дарящие друг другу мягкие прикосновения, становились все ближе. Мне казалось, что нежность, которая исходила из него в таком огромном количестве, он вырывал из своего сердца, совсем этого не хотя. Но, не обращая на это внимания, я отдавала ему частички своего искреннего и приятного тепла, надеясь, что когда-нибудь он наконец-то поймет то, на сколько наши чувства, окутанные замкнутостью и вечным поиском смысла жизни, взаимны.
-Потому, что так и есть, нимфа. Каждый день я встречаю людей, живущих не ради удовольствия, а для того, чтобы чего-то добиться, чтобы их запомнили... - он тяжело вздохнул, отодвинув свою руку от моей. – Вот ты же видела, что я курю сигареты, да? Зачем я это делаю – мог спросить любой человек. А я делаю это не для того, чтобы успокоиться, как многие думают, а именно ради любви к прекрасной атмосфере, о которой ты и так все прекрасно знаешь. Я живу не потому, что хочу чего-то добиться, а потому, что люблю жизнь, какой бы она не была... Еще я живу, дабы узнать, будет ли мое будущее хуже или лучше прошлого. Поверь, это очень интересно, просыпаться каждое утро и засыпать по ночам, понимая, что ты проходишь все большее количество жизненных ступенек.
-А разве желание чего-то добиться – это не потребность каждого человека в настоящее время? – перебила я Пута.
-Для кого как. У меня другие ценности.
Через несколько дней из больницы меня забрали родители. Для меня было удивительно то, что они не приехали раньше, желая читать мне нотации о произошедшем. Я была уверена, что мама, приехавшая из долгой поездки непонятно от куда, соскучится по мне. Она ведь всегда меня любила. Мы могли сидеть на кухне по ночам и разговаривать обо всем произошедшем за день, всегда поддерживали друг друга, понимали, были готовы встать друг за друга горой, ведь мы – самые родные, а значит – самые важные. Она укладывала меня спать каждую ночь, целуя в лоб, несмотря на мой возраст, готовила по вечерам какао или горячий шоколад, смотрела со мной сериалы, обсуждала книги – от самых плохих, до наилучших.
А сейчас, в этой пучине растерянности и непонимания, мы просто молчали. Машина. Дорога домой. Непонимание произошедшего. Мне хотелось выброситься из автомобиля и побежать к Путу. Где он? Куда его заберут? Что вообще может с ним случиться? Его могут отвезти к родителям, но, несмотря на этот положительный поворот событий, он может сбежать. Пут Паттерсон разочарован в каждом человеке, которого знал раньше, кто бы это ни был – любимая девушка, мать, отец или бывший лучший друг. От части я была готова понять его, ведь именно из-за сильной обиды на Уильяма сбежала из города, оставив после себя ровным счетом ничего. Из-за молчания родителей мне никак не удавалось понять, была ли я в розыске или на мое отсутствие никто не обратил внимания. В новостях я ничего не слышала, газеты не читала и была готова о стенку биться, чтобы в голову пришла хоть какая-нибудь теория о том, куда пропала вся информация обо мне.
По Уильяму, его испуганным и ошарашенным глазам и желания находиться рядом со мной было видно, как сильно он волновался и, возможно, скучал. Хотя, эта сцена с Лис – они, держащиеся за ручку, стояли у фонтана, Лис улыбалась, смотря ему прямо в глаза, а тот отводил взгляд, думая о чем-то другом – не давала мне покоя. Возможно, девочка пыталась как-то успокоить его, поддержать, помогала забыться, но ничего не получалось.
За эту неделю произошло столько всего, сколько не происходило в моей жизни никогда. Иногда, находясь в дали от города определенное время, я будто выпадаю из реальности, в которой ощущала себя абсолютно обычной девушкой. В этом городе, наполненном рутиной и тупой повседневностью, я не чувствую себя уютно, к чему привыкла уже давно, но, стоит мне вернуться из какой-то поездки, кажущейся мне спокойной и приятной, я сразу чувствую себя возвращенной в обыденную и ненужную реальность. Жизнь разделяется на счастливое отсутствие и тоскливое пребывание.
Родители заперли меня в комнате под предлогом того, что не хотят меня видеть. Всю ночь я слышала обрывки фраз, обращенных в крики и плакала от сильного волнения, накатившегося на меня. Переживания за Пута и его судьбу связались огромной толстой нитью с волнением о судьбе в отношениях моих родителей. Макс – это человек, который очень сильно любил мою маму наивной, чистой любовь, которую, как мне казалось, можно ощущать только в подростковом возрасте. Смотря на Макса и наблюдая за его отношением к маме, можно признать, что не только нам – подросткам – суждены нежные, добрые чувства, окутанные искренностью. Еще Макс любил меня. А я его. И поэтому, думая, что ссора между самыми дорогими мне людьми может влечь за собой плачевные происшествия, я была уверена в том, что должна вмешаться во все происходящее за стенкой в два часа ночи.
Я не спала и сил во мне было не меньше, чем днем, когда я ехала домой в надежде на то, что хоть кто-нибудь со мной заговорит. Так долго я еще никогда не молчала – мне всегда удосуживалось позвонить Рейчел даже в самый неудобный для этого момент, а тогда, живя в другом городе, со мной всегда рядом был Пут Паттерсон, изменивший мою жизнь и перевернувший ее вверх тормашками.
От боли, накрывающей мое сердце, мне не хотелось скрываться. Хотелось направить все чувства, желающие выйти изнутри как можно скорее, в русло усиления своих физических способностей. Я начала кричать как можно громче и колотить по двери.
-Откройте! Я хочу поговорить с вами! – кричала я, продолжая бить собственными руками по деревянной двери, которую родители удосужились запереть. По сравнению с силой звука, который издавали мои руки, стуча о дверь, шаги матери, приближавшейся к моей комнате казались совсем тихими. Я, стоя на коленях и утопая в слезах, совсем не заметила ее и, когда дверь открылась, я упала на пол, погружая себя в непредвиденную истерику, кажущуюся мне до нельзя масштабной. Меня атаковывало желание прямо сейчас окунуть лицо в холодную воду. Думала, что успокою себя струями прохладной жидкости. Но я не могла даже встать.
-Эмили, солнышко! – ко мне подбежал Макс, увидев, как мать стоит надо мной, просто ожидая прекращения истрики. Он сел на колени, стараясь поднять меня и усадить нарядом. – Прошу тебя, успокойся! – он говорил как можно нежнее, но хриплость – последствие криков на мать – не давала ему покоя. – Или хотя бы объясни, почему ты так разволновалась... - в его голосе была слышна растерянность, но я, зная, как он ждет моего ответа, не могла ни слова проронить. Губы дрожали, но не могли раскрыться, глаза испускали миллионы капель слез, а руки, обвивающие нежно шею Макса, не могли сдвинуться ни на сантиметр. Мне было сложно совершить хоть одно малейшее движение частичкой своего тела, но, несмотря на это, забота Макса давала мне небольшую уверенность в себе. Его сильные руки обвивали мою талию в надежде на скорейшее успокоение нас обоих, я слышала его дыхание и чувствовала, как оно щекочет мои нежно-голубые волосы, оттенок которых постепенно смывался.
-Папочка, прости меня за все! Прости меня за то, что я сбежала от тебя, совсем не предупредив! Я люблю тебя больше всех. – дрожащим голосом произнесла я, впиваясь носом в шею Макса. Не думаю, что кто-то подарил бы мне такое же тепло, как сейчас мой отчим, обнимая за невинную талию. Все беды забывались под его крылом, а я, стараясь прижаться к нему сильнее, была готова стереть из памяти все плохое, что произошло в моей жизни, простить всех и каждого, забыться и заново влюбиться в жизнь, усердно обеспечиваемую им.
Мама, смотря на все это, была немного ошарашена. По ее глазам, наполненным яростью, было видно, как сильно ей неприятно видеть то, что кто-то мне немного важнее, чем она. Но, факт остается фактом, я отвыкла от матери за время ее отсутствия. Она молчала – не отвечала на звонки, сообщения и письма – теперь я готова промолчать. Как бы она ни была мне дорога, сейчас я не могла думать о маме, как о самом важном для меня человеке. К тому же, с чего такой вздор в семье – еще совсем не известно. Вдруг моя мать в чем-то виновата перед отцом или передо мной?
-Встаньте с пола, живо! – крикнула мама.
-Софи! – окликнул ее мой отчим, продолжая меня обнимать, только легко подняв голову и глаза на женц. Макс все еще видел в ней свою настоящую любовь, хоть и скрывал это за тонной криков и немыслимой ненавистью.
Макс и Софи – мои родители – познакомились тогда, когда мне было одиннадцать лет. Тогда мама попала в огромный пожар, произошедший в ее офисе. По ее словам, в этот вечер, когда произошел пожар по непонятным причинам, она чувствовала страх сильнее, чем когда-либо еще. Отец был пожарным, который героически смог вынести маму из пятиэтажного здания. Да, он казался для меня настоящим героем и остался таковым навсегда. Даже если я какое-то время не могла воспринять их брак в серьез, то все равно понимала, что такой ответственный и самостоятельный человек – настоящее сокровище в современном мире, окутанном непонятностями и сложностями. Я полюбила Макса за его мужественность, которую он вселял в мое сердце день за днем с момента их свадьбы с Софи. Я люблю его по сей день, понимая, что это единственный человек, который стал для меня родным без наличия биологических данных. У меня в душе есть маленький уголочек, отведенный только для него и наших совместных чувств друг к другу.
Мама, поняв, что чувствует себя лишней в этой атмосфере постепенного успокоения, отвернулась от нас, прикрыв глаза, и ушла, не обернувшись в нашу сторону. Я слышала ее шаги. Она направилась в соседнюю комнату, включила в ней свет и легла на кровать, до этого достав из выдвижного ящика какую-то книгу. Она любила читать на ночь, но я была уверена, что в такие вечера, наполненные переживаниями и ссорами, ей в голову не пойдет ни одна строчка.
-Пап, что с мамой? – шепотом, окутанным волнением и дрожью, спросила я.
-Поднимись. Сейчас ты встанешь, ляжешь спать и на утро я тебе обо всем расскажу. Поедем в школу и тогда, пока мы будем выдвигаться в путь, я все тебе объясню, хорошо? – я увидела на его лице тень от улыбки, которую он боялся выставить на показ. Я знала, что Макс многое от меня скрывает, как и я от него. Но сейчас я хотела узнать все о том, что произошло за эту неделю, не обращая внимание на произошедшее ранее.
-Я спокойна. Абсолютно. – стараясь ответить быстро и без какого-либо трепета в голосе, произнесла я. – Прошу тебя, расскажи все сейчас. Думаю, мне так будет проще.
Макс кивнул, окончательно осознав, что я готова узнать все. Он не хотел слышать что-то обо мне, не желал меня упрекать и не надеялся ни на что, кроме моего внимательного взора. И рассказал мне обо всем произошедшем. А я, полностью уверенная в каждом слове, могла слушать отца беспрекословно.
-И так... - произнес отец, аккуратно уложив меня на кровать и садясь рядом. - ...думаю, я могу тебе обо всем рассказать, надеясь на понимание. Ты, все-таки, уже довольно взрослая девушка – понимаешь каждую мелочь любви, страданий, ненависти, обожания, счастья и горя. В любом случае, я всем сердцем уверен в том, что ты все сможешь понять. Я надеюсь, ты просто послушаешь и уснешь с чистой совестью, хотя... Это просто мечты. Ты у нас такая ранимая...
Вчера мама приехала домой, рассказав мне всю правду о том, почему ее не было с нами рядом на протяжении довольно долгого времени. Я всегда любил ее за честность и даже такая... - он тяжело вздохнул. - ...горькая правда не дала мне возможности перестать восхищаться ею. Все мои опасения оправдались. Обычно, когда женщина пропадает из семьи на долгое время, то это значит, что она изменяет своему мужу. В этом случае ситуация на много сложнее. Да, она влюбилась. Да, она больше ничего не чувствует ко мне. Этот парень, который смог неосознанно забрать у меня жену, действительно идеал для Софи.
Если она так считает нужным для себя, то пусть делает это... в смысле, уходит к тому, к кому у нее действительно есть чувства. Не вижу смысла препятствовать чьим-то чувствам. Я бы тоже ушел к любимому человеку. – он сжал мою руку в надежде найти понимания. – Я понимаю, нам обоим будет сложно это принять, но она действительно разлюбила. Да, да, да... - он немного растерялся, когда увидел мой озадаченный взгляд, говорящий прямым текстом о ценностях неразлучной семьи. - у меня тоже были мысли о том, что семья не должна распадаться. И даже тогда, когда мы разведемся, а это должно произойти уже через месяц, у тебя есть право остаться с тем, кто тебе важнее.
-Макс... - прошептала я, когда тот перестал говорить. - вы оба мне нужны. Я много думала о том, что могло случиться с мамой в этой «командировке». И то, что ты только что мне рассказал тоже входило в мои собственные теории. Но вопрос о том, как сильно мы дороги друг другу не дают мне покоя. – тяжело вздохнув, я почувствовала, как соленая и холодная капля стекает по щеке. Я осознала по взгляду Макса, устремленного прямо на меня, то, как сильно он меня понимает. Наши взгляды слились воедино, создавая маленький шатер успокоения над измученными неприятным происшествием душами. А я, чувствуя воссоединяющий нас уют, постепенно заснула, держа в своей руке руку Макса.
-Я искренне люблю тебя, Эмили. Я всегда буду с тобой. – последнее, что я услышала в этой тишине, наполненной нежностью и уединенностью.
На следующее утро мне все-таки пришлось поехать в школу. Я, не выспавшись, уговаривала Макса оставить меня дома, но он, надеясь на то, что я смогу вернуться в повседневность быстро и без каких-либо проблем, отвечал твердым «нет» на все мои уговоры. Поняв то, что он хочет остаться наедине с мамой, мне все-таки пришлось перебороть себя, но, несмотря на это, опоздать на два урока.
Я бежала с бешенной скоростью на занятия, сбивая все на своем пути и стараясь перебороть сильное желание взвалиться на пол и уснуть блаженным сном. Философия. Именно этот урок проходил сейчас по расписанию. Кажется, именно из-за того, что за эту неделю я узнала намного больше о жизни и психологии человека, мне не хотелось идти на этот предмет. Но пришлось.
Звонок уже прозвенел. А я, бежав сломя голову, спотыкаюсь на ровном месте и падаю на пол. Вокруг нет никого, кроме одного единственного человека, обернувшегося ко мне. Он услышал звук моего падения и решил мне помочь, но я, испытывая сильный стыд, не могла на него взглянуть.
-Привет, давай руку. – я услышала знакомый голос, застенчивый и уверенный одновременно, готовый помочь и в одно мгновение обидеть каждого, кто находился бы рядом с обладателем этого скрипучего, отдающего противными воспоминаниями, голоса. Я не желала на него смотреть и попыталась подняться самостоятельно. – Да брось, Эмили. Я просто хочу помочь. – его большая рука, казавшаяся мне мощной и беззащитной, потянулась ко мне. Я ухватилась за массивную руку Россио и была готова продолжить свой путь к кабинету философии, как вдруг он остановил меня, заставив своим взглядом, кроющим в себе непонятное выражение, остаться на одном месте. – И где ты так долго пропадала?
-Ты последний, кто должен об этом знать. – грубо, но все еще смотря в его глаза, наполненные смятением и желанием чего-то, что мне чуждо, ответила я. – Отпусти меня, я опаздываю на урок. – попытавшись выдернуть свою руку из его натиска, я сделала шаг вперед. Но он остановил меня и, притянув ближе к себе, заключил в объятия.
-Я догадываюсь о том, что могло случиться. Уильям рассказал мне обо всем. Ты сбежала?
-Да. Но тебя это не касается. И вообще, с каких пор вы с Уильямом общаетесь?
-Он сильно волновался за тебя, дорогуша. – ехидно улыбнувшись, ответил он. Но в эту же секунду выражение лица парня сменилось, оставив за собой огромный след недосказанности в прошлом выражении. – Думаю, тебе стоит найти время, чтобы ему обо все рассказать. Твой любимый Пут все еще лежит в больнице и Ульям успел допросить его обо всем произошедшем. Выпытал он, конечно, не очень много, но что-то смог. Со мной он этим не делится, но я надеюсь на то, что ты когда-нибудь откроешься полностью человеку, которому действительно дорога.
-По нему не видно, что я ему дорога, Россио... - растерянным тоном и отводя глаза в сторону, ответила я. Единственное, что меня радовало, это то, что Пут все еще лежит в больнице, а значит – все еще находится в безопасности. Мне хотелось его навестить, хотелось вернуться, но в ту ночь, проведенную с Максом и мамой за стенкой и осознанием того, что счастливая семья больше не станет прежней, столько всего произошло... Для меня проще всего было бы об стенку биться, чем разбираться в собственной жизни. – Человек, который тебя любит, не будет безответственно бросать в самый удобный момент.
-Эмили, Эмили... - он повторил мое имя несколько раз, будто осуждая за все произошедшее. Может, я в чем-то и виновата, но не в такой степени, в какой меня может осуждать сам Россио – главный организатор всех школьных драк и забастовок. - человек, который по-настоящему тебя любит, будет рыться в собственных чувствах, пока точно не поймет, как сильно ты ему нужна. - он отпустил мою руку, осмотрев уставшее, замученное истериками, тело с ног до головы и остановился на моих глазах. Наши взгляды встретились и также резко разошлись в разные стороны. – Иди уже. Некогда мне тебе нотации читать. Девушка, вынуждающая себя, что знает все о жизни, хотя на самом деле не знает ровным счетом ничего. Прощай. До встречи. – он похлопал меня по плечу, дав точное понятие того, что мне можно уйти. Мне хотелось сделать это намного раньше, надеясь предотвратить злополучный разговор и очередное упоминание об Уильяме Абрамсе. Но я не смогла. Россио буквально затащил меня в свое секретное логово – в свой шарм. Да, именно сейчас я поняла, что он – тот самый человек, чьи слова, высказывания, фразы и их обрывки могут казаться правдоподобными лишь потому, что до этого ты не слышал их никогда.
И я пошла дальше по коридору, стараясь не оборачиваться в сторону Россио. Я смотрела себе под ноги, шла спокойно и медленно, надеясь не наткнуться на очередную неудачу и наконец-то дошла до двери, за которой скрывался кабинет философии.
-Извините за опоздание... - я прошептала эти слова растеряно, ловя на себе взгляды каждого из присутствующих в кабинете.
-Входите, Эмили. С вами мы поговорим после урока. – он хотел мне подмигнуть, но я быстро отвернулась, чтобы не видеть его за свисающими мягкими волосами, которые я так и не удосужилась помыть. Все взгляды в классе были устремлены на меня, а я старалась не обращать на них внимания. Несмотря на все свои старания, мне все равно казалось, что прямо сейчас меня вновь сможет атаковать истерика – такая сильная, какую не получится остановить без посторонней помощи. Я судорожно старалась вспомнить, за какой партой сидела. Школа казалась чужда даже сейчас, когда каждый одноклассник имел своим долгом продолжать на меня пялится.
Подойдя к парте, за которую всегда садилась автоматически и в этой школе, и в родной, окутанная сильным желанием слушать преподавателя и дискутировать с ним, я обратила внимание на человека, который сидел на моем месте. Девушка с длинными черными волосами смотрела прямо на меня, надеясь сливаться с другими подростками, взгляды которых были устремлены на нас. Ее карие глаза, обрамленные кучей туши и теней темных цветов, казались мне абсолютно незнакомыми. Кончики длинных ногтей постукивали по деревянному столу, одна прядь была заправлена за правое ухо, в котором находился небольшой тоннель. Губы, окрашенные в ярко-красный цвет, не размыкались, а левая нога неподвижно лежала на правой. Вид этой девушки, казавшейся такой же спокойной и любопытной, сливавшейся с каждым, кто находился в этом классе, раздражал меня сильнее чего-либо другого, что могло бы произойти сегодня. Мои зубы не могли разомкнуться, губы сжались, а брови разъяренно напряглись, заставив девушку, сидящую на моем стуле, немного заволноваться. Ее вид, благодаря которому она хотела выделиться среди всех учеников этой огромной школы, совсем не подобал ее поведению. Мне всегда казалось, что если человек считает себя неформалом, то он обязан вести себя намного разумнее, чем все остальные в этом гнилом коллективе.
-Эмили Бейкер, хватит стоять на одном месте. Пожалуйста, займи другую парту.
-Не хочу! – прокричала я, услышав упрек от бывшего любимого учителя. «Школа» - это слово, которое сейчас казалось мне не понятным, сложным для восприятия. Я думала, что больше никогда не столкнусь с этим миром, останусь наедине со своими мыслями и человеком, который способен принимать в себя все эти мысли, переваривать их и доводить до ума. Я была уверена, что никогда не вернусь сюда, хоть и очень хотела. В надежде на умиротворение в своей душе я все еще возвращалась внутри себя в этот маленький прекрасный мирок, отведенный только для меня и Пута Паттресона. Это было место, в котором я забывала свое имя, свое прошлое. Забывала о том, кто я такая и чем занималась раньше, забывала о Уильяме и Рейчел, о родителях и школе, живя лишь под покровом нежного слова «нимфа». А сейчас, окутанная атмосферой раздражения и пойманная сильным вниманием своих сверстников, я была готова сорваться и возненавидеть каждого в миллион раз сильнее, чем раньше.
Переборов себя, я села за парту, стоящую сзади этой черноволосой девушки, глаза которой напоминали мне голодную кошку, жаждущей съесть все мое терпение. Хотелось столкнуть ее со своего места, но я никак не могла понять то, почему она на нем находится. Неужели все меня уже похоронили, возненавидели или, что еще хуже, забыли? Мне вспомнились слова Пута. «Я для них умер». Он считал себя забытым, считал, что все люди, которых он знал, уважал и любил – полные эгоисты, наполненные ненавистью к нему самому и враньем, но он не знал, что эти люди прыгали с крыш в надежде увидится с человеком, подарившим им смысл жизни, на том свете. Они надеялись, что когда-нибудь вновь встретятся с ним, что смогут получить от него советы или одобряющую улыбку, надеялись, что жизнь их семей не изменится после их смерти, как изменились их души после подстроенного суицида этого прекрасного убийцы подростковых сердец. Он действительно был прекрасен. Никто не понимал меня именно так, как понимал Пут. Да, у меня был Макс, готовый отдать себя всего только для того, чтобы наполнить мое сердце своим теплом. Но мысль о том, что Пут понимает меня больше, чем я понимаю сама себя, не давала мне покоя.
Весь урок я наблюдала за девушкой, сидящей впереди меня, удобно расположившись на парте. Меня совсем не впечатлил ее вид, которым она пыталась показать себя особенной. Казалось, будто все ее здесь приняли, совсем забыв о том, кто такая Эмили Бейкер. А я – Эмили Бейкер – та самая девушка, в которой даже Россио – самый сложный и непостоянный человек в школе – увидел что-то особенное, чего не увидел не один другой парень. Я – девушка, готовая размышлять о смысле собственного существования ночи на пролет, уверенная в каждом своем шаге и желающая показать свою сущность, свой внутренний мир во внешности и выражении лица. Я – настоящий человек, считающий себя личностью и воспринимаемый всех вокруг, как маленькие мирки, в которые можно окунуться. Даже Лис со временем стала для меня особенным человеком, в историю которой можно бесконечно погружаться, не желая вылезать из пучины обрывков воспоминаний. Уверенная в себе, подготовленная к любому жизненному повороту и безумно влюбленная в Пута, о искренних чувствах к которому боялась распространяться. Она может быть настоящей, но она не единственной из тех, кто доверяет свою искренность только действительно понимающим людям. Путу. Даже в Скарлет и Милле у меня получилось найти что-то особенное, завораживающее и по-настоящему искренне. Но, смотря на эту девушку, пытающуюся походить на неформала только внешностью, меня не посещала ни одна хорошая мысль о ней. Кто она такая и почему попала в этот ужасный коллектив? Она была такой непонятной или ее уже успели сделать такой все, кто находится здесь? Я не знаю, но узнать хотелось. Хотелось познакомиться с ней, поговорить, узнать девочку по ближе, но душа, наполненная воспоминаниями о действительно многогранных личностях, не давала мне это сделать в ближайшее время. Мне оставалось только наблюдать за ней.
От одноклассников я узнала, что девушку зовут Шерон и она никому не раскрывает историю того, как решилась принять на себя образ, отталкивающий и притягивающий разных людей. Она появилась в нашем классе в тот день, когда мне пришлось сбежать из школы. Именно в тот самый день, когда я, наполненная слезами и переживаниями, выбегала из школы с мыслями о том, что еще успею узнать больше о каждом ее ученике. Но сейчас моя уверенность в себе доходила до нуля, ведь даже в таком странном, но наивном на вид человеке я не могла найти для себя ничего нового и, тем более, близкого собственной душе.
Читатель, задай мне вопрос: почему ты не принимаешь людей такими, какими они являются? Почему пытаешься заметить в каждом особенные частички, нотки, отличные от приторности? Незамедлительно ответив, я скажу, что не могу жить в безразличном коллективе. Есть отстраненные люди, готовые на все, лишь бы побыть в тишине. В каком-то плане я смешиваю внутри себя подобное чувство с другими желаниями – например, желанием видеть во всем смысл. Зачем тогда жить? Вечно ходить в школу, на работу, по улицам города, бесконечно спать, выполнять рутинные действия, пока твое безжизненное тело наконец-то не помесят в гроб? Зачем? Лучше видеть смысл в чистке зубов, говорить себе: «я почищу зубы, они станут немного здоровее и когда-нибудь превратятся в нереально красивые, белоснежные!», чем: «ладно, я сделаю это сегодня утром, ведь занимаюсь подобным делом всегда».
Мистер Никольз пытался остановить меня, когда я выходила из кабинета философии, но я, стараясь не обращать внимание ни на него, ни на кого-то другого, быстро вышла из кабинета. После урока истории, на котором миссис Кларксон неотрывно смотрела на меня, съедая взглядом, я выбежала на улицу, задыхаясь от тесноты. На меня никогда так часто не смотрели, как сегодня и это очень сильно задевало. Точнее, с самого начала просто настораживало, потом вызывало интерес и в конце концов безумно угнетало. Взглядом я искала любые знакомые лица, помимо своих гнилых одноклассников, старающихся следить за мной так пристально, словно я имею за собой миллион грехов и недосказанностей. Согласна, возможно недосказанности за мной и были, но эти люди не в силах понять, что все произошедшее – мои личные проблемы. Мне казалось, что уже каждая собака в школе знает о моей пропаже. Но молчание родителей не давало покоя. Как же мне хотелось выговориться! Кому угодно! Но, зная, что никто не сможет понять меня до конца, я открыла дверь, ведущую на улицу и выбежала на школьный двор. Отдышавшись, я искала силы у теплого весеннего воздуха, погружавшего тело, которое медленно отрекалось от меня, в маленькую капсулу тепла. Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии взглядов вокруг. Но не тут-то было. Во дворе школы я не увидела никого, кроме двух человек, лица которых успели мне приестся и немного раздражали.
Глаза Уильяма, тело которого находилось в паре метров от меня оставили шрам от прямого попадания в мою душу. Мое сердце вздрогнуло. Я не видела его со вчерашнего дня и не надеялась увидеться с ним сегодня, ведь его лица в школе мне не удосужилось заметить. Может, я была слишком увлечена чужими осуждающими взорами, без конца устремившимися на меня.
-Привет, Эмили. – подойдя ко мне, произнес Уильям. – Ты сегодня какая-то странная. Не хочешь поговорить?
-Зачем? – опустив глаза, ответила я. Мои глаза опустились вниз и бесконечно наблюдали за руками Уильяма. Они медленно обвивали мою талию, позже сомкнувшись на ней. Он хотел ухватить меня за каждый пальчик, прижать к себе и рассказать, как я все еще ему дорога, несмотря на все мои историки. Но я была против этого. Мне не хотелось разговаривать с ним, не хотелось вспоминать что-либо, связанное с выразительными голубыми глазами парня, таящими в себе целый мир, в котором я могла бы за просто потеряться. – Не трогай меня, прошу. Я не хочу с тобой говорить.
-Совсем не хочешь? – дрожащим голом спросил он, отводя свои пальцы от моих – медленно, надеясь, что в скором времени я смогу передумать.
-Пока что... - я резко разорвала связь наших пальцев, поместив свои руки в темные штаны, в которых была одета. Мне хотелось завершить нашу связь как можно скорее, чтобы воспоминания, для которых все еще жила маленькая комнатка в моем, потрепанном происшествиями, сердечке, не пробуждались вновь и не вселяли во мне желания броситься в его крепкие объятия, таящие нежность и заботу. – я не очень хочу пока что возвращаться в привычное русло... - оглянувшись, я заметила девушку, идущую к нам. Она сидела с ним рядом ранее, оживленно ведя беседу. Девушка закрыла уши, растянутые тоннелями, своими темными волосами, покрытыми лаком и блестящими на ярком весеннем солнце. – К тому же, я вижу, ты нашел себе новую подружку. Наверное, это замена Лис, Арсенике и... мне. – я была в шоке от собственных слов, надеялась, что они не очень сильно задели Уильяма и Шерон в свете произошедших событий. – Уходи, Уильям... пока я не разберусь в себе окончательно, мне не хочется слышать того, кто борется за меня, не понимая зачем. Общайся, встречайся, живи своей жизнью, как жил неделю моего отсутствия, как жил до нашего знакомства, как жил всю свою осознанную жизнь. Тот разрыв был болезненным для меня. Он разорвал мое и без того воспаленное сердце. Прости. – я подняла глаза, устремив их прямо на него, надеясь, что он отведет свои, но он не мог этого сделать. Или не хотел терять какую-либо связь со мной. Даже зрительную. Из моих глаз, измученных кучей слез, которые я пролила за прошедшую ночь, вновь сочились соленые капли отчаяния. Иначе я не могла назвать очередной поток слез, дарящих мне только головную боль. Я смотрела в глаза Уильяма, которые не проронили не слезинки, продолжая оставаться такими же грустными, унылыми и безответно влюбленными. В любом случае, я думала, что они передают это сложное чувство, которое обычно сложно увидеть. Меня посетила страшная мысль. «А если ему будет просто расстаться со мной, забыть, как ни в чем ни бывало?». Но его жест сказал мне о другом. Он протянул свои руки к моему лицу, вытер капающие без остановки слезы и поцеловал в лоб, стараясь не задеть ничего другого – будто бы волосы, уши или нос.
-Эмили, ты – тот человек, с которого началась моя осознанная жизнь. – произнес Уильям, держа меня за плечи, прикрытые легкой джинсовой курткой, в которой я и была в тот самый вечер, когда наши руки впервые соприкоснулись. Через пару дней после этого происшествия, прикосновения парня с длинной челкой казались мне гораздо проще, но оставляли в сердце такой же след. Его прикосновения долго хранили тепло на теле и в душе. Когда мы целовались, я еще долго старалась вспомнить этот поцелуй, хоть и знала, что губы забудут неистовые прикосновения уже совсем скоро. Когда мы долго смотрели друг на друга, мне хотелось воспроизводить в своей голове эти взгляды без конца.
Слова Уильяма не давали мне покоя постоянно. «Ты – тот человек, с которого началась моя осознанная жизнь» - произнес он в ту самую напряженную секунду, когда я ждала его разочарованного взгляда или напряженного вздоха, наполненного ностальгией и сильным желанием все вернуть. Когда хотелось просмотреть историю нашей взаимности вновь.
Мне всегда казалось, что моя «осознанная жизнь» началась с того момента, когда я влюбилась в Маркуса – бывшего парня Рейчел. Быть влюбленной в парня, а особенно, если это парень самого близкого тебе человека, на протяжении долгого времени может показаться низко, страшно, неприятно. Иногда я чувствовала себя особенной в очень плохом смысле этого слова. Будто я – предатель. Никому не нужный, но, в тоже время ищущий успокоения. Ты любишь каждое мгновение, проведенное с этим человеком, ждешь новых встреч, но знаешь, что никто не должен догадаться о твоих нелегко скрываемых чувствах, порождённых из глубин чистой детской души. Безответная любовь – настоящее горе для подростка, незнающего о том, что такое взаимные чувства. Ты любишь, но не знаешь точно, чем это может закончится. И это угнетает тебя день ото дня.
Я не хотела больше видеть перед собой этот худой силуэт, наполненный неопределенностью и усталостью. Мне казалось, что причинить боль ему слишком просто, но душа этого по-особенному интересного человека, пережившая и устоявшая многое, смогла стерпеть меня, мои истерики и душевные муки. Даже если это продолжалось не слишком долго, я все равно могу без преувеличения назвать Уильяма терпеливым. Зная, что он действительно такой, – сложный, но умеющий принимать таких же сложных личностей в свое сердце, впускать их в себя, не боясь этого – я могла бы поклясться, что его ждет счастливое будущее. Только без меня.
Сейчас не хотелось думать о своем будущем или прошлом. Хотелось верить настоящему, погружаться в происходящее и творить все самое неординарное только для того, чтобы забыть человека, дарившего самые незабываемые чувства, эту глубокую вселенную и дрожь в воспаленных коленках.