Письмо двести шестьдесят девятое
Я проснулся среди ночи и уже не смог заснуть вновь. Завтра утром я улетаю в Египет. Мне хотелось успеть написать тебе до отлёта, но встав с постели, я обнаружил, что у меня остался всего один лист бумаги. Я решил, что составлю тебе письмо на запотевшем зеркале в ванне, а потом перенесу его слова на бумагу.
Вспомнить путешествие по Нилу – значит вспомнить аромат лаймов, жар долин, вкус спелого манго, белые паруса фелюг, золото минаретов, призывы к молитве и глаза, накрашенные сурьмой.
Но прежде всего, вспомнить путешествие по Нилу – значит вспомнить тебя.
Письмо триста тридцать второе
Мне снилось, что мы с Монтесумой плывём по реке Амур. Падал редкий снег.
Нас несло течением по воде сквозь ледяную завесу. Спустя несколько часов мы увидели на излучине реки кладбище. Мы выбрались из воды, прошли мимо череды свежих могил. Монтесума приложил ухо к земле. «Слоны идут», – сказал он.
Наконец они появились. В тумане они парили над могилами, словно невесомые серые астероиды. Вытянув хоботы вниз, они стали греть землю своим тёплым дыханием. Так они дарили утешение недавно погребённому человеку, в котором сомнение оказалось сильней, чем мечта.
Письмо триста тридцать третье
Моя мать как-то сказала моему отцу: «Ты даришь и даришь. Но как ты даришь?
Ты даришь сердце, даришь понимание, даришь тепло своего тела, даришь нежность, даришь письма и образы, даришь подарки, даришь цветы. Но ты всегда даришь отдельные кусочки, а не всё целиком.
Ты не даришь себя».
Письмо триста тридцать четвёртое
Согласно решению моей матери, на надгробии моего отца не было выбито ни имени, ни дат. Только перефразированное трёхстишие Масахидэ:
С тех пор,
Как мой дом сгорел,
Я вижу луну яснее.
Письмо триста тридцать шестое
Я слышу, как отец зовёт меня.
Я провалился на реке под лёд и прежде, чем я успел вынырнуть, вода утащила меня. Я оказался в воздушном кармане. Хотя я кое-как цеплялся ногтями, течение увлекало меня – всё дальше и дальше. Я знал, что утону, если не дотянусь…
