Изабел позволила мне себя любить. Позволила тогда и позволяла потом. Наверное, мне этого хватало, тогда я всё равно не мог бы точно ответить на этот вопрос. Я был счастлив и старался сделать всё, чтобы она перестала быть несчастна.
Это моё счастье продолжалось почти год. Я был искренне счастлив, так, как никогда, казалось, никто не смог бы стать счастливым. Не было никаких обещаний, не было заверений в бессмертном чувстве - не потому, что его не было, нет. Просто было оно лишь моим. Лишь я любил, лишь я боготворил, лишь я дорожил и боялся потерять даже то малое, что имел. Я безумно ревновал, боже, да, я ревновал к прошлому, ревновал к человеку, которого хоть и не было в жизни Изабел и он остался позади, но всё равно словно нависал угрозой над моим счастьем. Но я ничего не мог с собой поделать, я страшно ревновал до зубовного скрежета, до побелевших костяшек на сжатых до боли руках. Каждый раз, уезжая в очередную командировку и оставляя Бел одну, я боялся, что приеду к совсем чужому человеку. Она закрывалась от меня и отдалялась, стоило мне ненадолго пропасть у нее из вида. Каждый раз я вновь искал её саму, словно мы не были знакомы, я искал за её настороженным взглядом тот, от которого становилось тепло. Я не отчаивался, я не опускал рук, я надеялся, всё ещё надеялся... раз за разом.
Прошёл почти год этих мучительных и выматывающих отношений, которых на самом деле не существовало для Изабел вовсе, но которые всё равно делали меня счастливым. Прошёл почти год, как я носил при себе маленькую коробочку с кольцом, которое никак не мог решиться подарить Бел. Я страшился отказа, я, казалось, мог не пережить, если бы потерял эту любовь, пусть и болезненную. Но я был готов рискнуть, уже планируя, как на день рождения Изабел сделал бы ей свой подарок, сказал бы то, о чём молчал, хоть и было всё яснее ясного и без этих слов.
Но на одном из заданий пришлось задержаться в чужой недружелюбной стране, прилагая все усилия, чтобы остаться в живых. Это был самый длинный месяц в моей жизни, тогда я еще думал так. Вернулся я лишь за две недели до Рождества, потрепанный, залечивающий затягивающиеся раны, но живой. Я вернулся к своей Ибби, ради которой и выжил, которая и помогла мне не сдаться, когда сил уже не оставалось. Я и до этого мог пропасть, Бел знала, что моя странная работа порой не позволяла мне даже позвонить, но даже не догадывалась почему, я не мог сказать, да, наверное, и не хотел, думая, что могу уберечь её, держа в неведении.
Я пропустил день рождения Изабел, но не растерял решимости всё же сделать предложение. Я так долго этого ждал, что это просто уже стало моей навязчивой идеей. Мне казалось, что она была готова согласиться, готова была открыться мне, я надеялся на это. Но первый же мой звонок остался без ответа. Первый, второй, третий, десятый... Я испугался. Испугался за Бел, не зная, что же могло с ней произойти в моё отсутствие. Я успел напредставлять себе самого страшного, пока добирался до её дома, и ещё хуже стало, когда там мне никто не открыл дверь. Наверное, стоило тогда начинать звонить по больницам, но я застыл на пороге дома Изабел и просто пытался отогнать от себя самые страшные мысли. Но даже в таком состоянии долго бездействовать я никак не мог и, вытащив из кармана пальто телефон, уже набирал номер друга, чтобы он нашёл мне всю информацию быстрее меня и уж точно без истерики, пусть и молчаливой.
Именно в тот момент, когда на другом конце телефона раздался первый гудок, я услышал открывающуюся дверь в подъезд и голоса вошедших, среди которых узнал любимый голос. Бросив в трубку на хриплое «Алло» извинение и обещание перезвонить позже, я завершил вызов, собираясь уже окликнуть Бел, но в этот момент разобрал, что голос человека, пришедшего с ней, был мужским. Я уже слышал этот голос однажды, тогда в больнице год назад, и узнал его обладателя еще до того, как эти двое, совершенно не замечая ничего вокруг и отрываясь от поцелуев лишь на короткие мгновения, только чтобы не оступиться на лестнице, поднялись на этаж и прошли к квартире Изабел мимо меня, прошмыгнувшего тенью за угол. Я не знаю, что я чувствовал в первое мгновение, но это было похоже на смерть, только не избавлявшую от мучений, а заставлявшую страдать и после себя. Кажется, я не дышал, чтобы меня не обнаружили эти двое, хотя вряд ли что-то могло их отвлечь друг от друга. Я чувствовал себя так, словно меня могли поймать на месте преступления, я боялся быть найденным здесь и сейчас, потому что после этого я был уверен в этом, все шансы для меня обнулились бы вовсе. Господи, ну каким же дураком я был, таким же продолжал оставаться, но я всё ещё лелеял какую-то надежду, потому что без Ибби я просто не представлял этой чертовой дальнейшей жизни.
Не знаю, сколько ещё продолжал стоять, запрокинув голову назад и прикрыв глаза, в тени за углом после того, как закрылась дверь в квартиру Изабел. Мне стало понятно, почему же мои звонки остались без ответа, почему вот так резко и без каких-либо объяснений я стал ненужным, всё просто, ведь я был всего лишь заменой, которой даже не давали каких-то обещаний, о которой даже не вспомнили, когда она перестала быть необходимой, да и была ли когда-либо - тоже неизвестно. Я нащупал в кармане злосчастную коробочку с кольцом, которая словно жгла меня даже через ткань пальто, захотелось поскорее избавиться от этого немого свидетеля моей трагической кончины, от этого напоминания о том, что я был глуп и слеп. Достал её из кармана и щелкнул крышкой, открывая взгляду ледяной камень, предназначавшийся девушке с ледяным сердцем. Невесело усмехнувшись своим мыслям, я закрыл крышку с глухим хлопком и направился прочь из этого дома. Я бесцельно слонялся по городу до опустевших дорог, до закрывшихся магазинов, ресторанов, кофеен. Одинокие палатки еще работали, согревая своим наличием несчастных горемык, запивающих какие-то свои неудачи алкоголем. Мне же совсем не хотелось пить, я лишь хотел хорошо промёрзнуть, надеясь, что это поможет хоть немного прийти в себя, поэтому не возвращался домой.
Утро я встретил, шатаясь по набережной среди пустых скамеек, никому, кроме меня, и не могло прийти в голову всю ночь напролет гулять в такой холод. Я присел на одну из них и вглядывался в темноте в чёрные воды Темзы, ещё не поддавшейся оковам льда. Я не удивился, когда рядом со мной на скамейку присел Кори, протянувший мне стаканчик с кофе.
— Застегнись, ради бога, холодно даже смотреть на тебя. — Друг недовольно скривил губы. Выглядел он невыспавшимся и очень уставшим. — Нам пришлось побегать за тобой сегодня, пока Майк удалённо не включил твой чёртов телефон, чтобы запустить маячок. Какого хрена ты всё вырубил? Ну ладно телефон, твои истерики — твоё право, но маяк-то нахрена? Не маленький уж ребёнок, должен чуть соображать.
— Мне хотелось побыть одному. — Я растрепал свои волосы, почувствовав себя в этот момент пристыженным.
— И как?
— И вот он я — один! — развел руками в стороны, словно для того, чтобы друг оценил успешный одинокий экземпляр перед собой. Кори нахмурился, но промолчал, заметив бархатную коробочку на скамейке рядом со мной. Я так и не решился выбросить её, но и в руки не мог взять, словно это убило бы меня окончательно. Меня раздирали сомнения по поводу того, что же мне делать дальше, и сомнения в своей вменяемости, раз я всё ещё не поставил точку во всём этом балагане чувств и предательств.
— Поехали, довезу тебя домой. — Друг уже поднялся и кивнул мне на машину, припаркованную поодаль. — Сели мне дружно на шею. Вечно так, чуть что, так мне вас ездить собирать по городу, а я ещё в больницу должен успеть.
— Извини, что доставил хлопот сегодня. — Мне было действительно стыдно. Я поднялся и пошёл следом за Кори, оставив коробочку с кольцом на скамейке.
— Какого хрена происходит, Дэн? — Удивлённо поднял взгляд на друга, остановившегося и смотревшего на меня с неподдельным изумлением. — С каких пор ты опускаешь руки?
— С этих самых. — Я пожал плечами и хотел было пройти вперёд, но Кори остановил меня, развернув к себе лицом.
— Я не знаю, что именно у тебя произошло сегодня, ты мне потом сам расскажешь, когда захочешь, но сейчас встряхнись! Ты ещё никогда не бросал задуманное, ещё ничего не встречалось тебе, чего не смог бы добиться. — Друг развернул меня и как какого-то ребёнка подтолкнул в сторону скамейки: — Иди забирай, не дури.
И я пошёл и забрал это кольцо, как-то иначе взглянув на него после слов друга. Оно не жгло, не леденило, оно было спокойно. Я ещё нет, а оно уже успокоилось, словно вторя словам Кори. Я никогда не сдавался до этого и не собирался делать этого в тот момент. Я собирался успокоиться и всё хорошенько обдумать.
Времени на размышления мне представилось достаточно — всё просто, Изабел не отвечала на мои звонки. Я периодически звонил ей, надеясь, что она сможет найти для меня хотя бы пару слов, я хотел её услышать, любое враньё, лишь бы она ответила мне. Но моим надеждам не суждено было сбыться, а потому звонки мои хоть и не прекратились совсем, но сильно сократились. Я звонил больше из упрямства, я не хотел, чтобы Бел так просто забыла обо мне, я хотел, чтобы она искала себе оправдания, я хотел, чтобы она понимала, что она причиняет мне боль. Да что уж там, наверное, я бы хотел и сам причинить ей боль, если не физическую, то душевную, но не мог себе позволить этого малодушия.
Рождество и Новый год прошли для меня совершенно не празднично, хоть друзья и заставили меня отмечать вместе с ними, надеясь, что я перестану хандрить. Да я и не хандрил, я продолжал быть собой, просто все знали, что происходило в моей жизни — абсолютнейший бардак там творился, начиная с тех самых пор, когда я встретил Ибби.
Ибби... Я искренне и далеко не единожды желал стереть её из своей памяти, чтобы не знать ни этой своей какой-то безумной любви, ни той боли, что умудрялись причинять эти чувства. Но это было просто невозможно, и я снова начинал думать о том, хватит ли моих сил искать новых встреч с Изабел.
В один из вечеров через несколько дней после Нового года, пользуясь редко выпадающей возможностью собраться сразу всей компанией, мы с друзьями сидели в небольшом уютном баре, который полтора года назад выкупил Эрик у какого-то своего дальнего родственника. Но купить-то купил, а заниматься им дальше не захотел, передав бразды правления Энди, который в этом разбирался намного лучше. Так и стал этот бар местом наших обязательно шумных встреч, по хорошему ли поводу, по печальному ли — бывали у нас разные.
— Ты нас так и не познакомил со своей дамой сердца! — Как ни старались ребята щадить мои чувства, всё равно разговор каждый раз утекал в русло здорового любопытства, надеясь перерасти в поток ехидных подколов и шуточек о потере свободы, которой якобы каждый собравшийся дорожил. Но мишенью допроса оказался не я, а несчастный Кори, в очередной раз закативший глаза от настойчивости друзей.
— И не собираюсь. Не время ещё.
— Так и скажи, что нет никого. — Макс ехидно расплылся в улыбке.
— Э нет, погоди-ка, — Кайл аж придвинулся ближе к столу, — зачем ты ему предлагаешь подсказки, как отвязаться от нас. Пусть сам попотеет.
— Да сдались мы ему, потеть ещё с нами, — Сэм по-кошачьи лениво раскинул руки на спинку диванчика, за которым все устроились, и периодически бросал недвусмысленные взгляды на одну из новеньких официанток, ещё не знавшую, что надо держаться подальше от этого похитителя сердец, — пусть с этой дамой сердца и потеет.
— О боже, ну не при детях же, — наигранно испугавшись, я закатил глаза и прикрыл уши. Друзья дружно взорвались смехом.
— Сэм, прекрати кадрить моих официанток, — Энди с укором взглянул на друга и погрозил тому пальцем, — они потом слёзы льют и с работой не справляются.
— Я уж было подумал, тебе жалко их, — Эрик захохотал, — а ты о работе всё. Хорошо, что ты дела здесь ведешь, а то я, скорее всего, с большим рвением и удовольствием утешал бы их, чем занимался баром.
— А как же поиски златовласой красавицы с неуёмной жаждой жизни? — Кайл усмехнулся, делая глоток из пивного бокала.
— А ты думал, как их ещё искать? — Эрик, переглянувшись с Сэмом, расплылся в довольной улыбке. — Только методом проб и ещё раз проб.
— Нет в вас романтики. — Кори скривился.
— Да ты на Дэнни посмотри, — Эрик увеличил глаза и перешёл на шёпот, наклонившись ближе к центру стола, чтобы его было лучше слышно всем, — эта романтика до добра не доводит. Мне кажется, еще чуть-чуть — и наш младшенький начнет писать сопливые песни.
— Дэн, ты уже пишешь песни? — Макс искренне веселился, подхватив шутливый тон старшего.
— Нет, только не сопливые песни! — Сэм взмолился, еле сдерживая смех. — Нет, Дэн, скажи, что это не так!
— Что вы пристали? Одной сопливой больше, одной сопливой меньше, — проговорил Кайл с нечитаемыми эмоциями на лице.
— Дэн, не молчи, ты уже пишешь сопливые песни? — Эрик пристально посмотрел на меня, прищурившись, словно хотел прочесть мои мысли, сам при этом пытаясь не засмеяться.
— Нет, — я оглядел своих друзей с очень серьезным выражением лица, — я пока их только слушаю... — ребята внимательно смотрели на меня, ожидая дальнейших слов, а я, широко улыбнувшись, всё же не смог сдержать искренний смех: — и пою.
— Не-е-ет! — Даже непрошибаемый Кайл застонал и умоляюще закатил глаза.
— О-о-о, — Макс, наоборот, оживился. — Давай, ты давно не пел нам. Гитару в студию!
— Мы что, зря к стене её приколотили? — Эрик воздел руки к потолку, словно моля о пощаде.
— Эй, — для порядка я решил всё же повозмущаться, — значит, оружие мне доверить можно, а гитару — нет?
— Ну, с оружием ты хотя бы умеешь обращаться, — всё время державший в этой беседе нейтралитет Кори не сдержался и всё же от души рассмеялся.
Остальные, включая меня, подхватили смех, сквозь который я не сразу разобрал мелодию звонка на своём телефоне, молчавшем долгое время. Я резко перестал смеяться, уставившись на имя высветившееся на экране. Звонила Изабел... Ребята, заметив мою мгновенную перемену настроения, замолчали и переглянулись, ожидая моих дальнейших действий. Я же не знал, что мне делать, и просто продолжал глупо пялиться в монитор, пока не получил тычок в бок от Кори, недовольно поджавшего губы:
— Подними, сам же потом себе не простишь, если не ответишь.
И я, ещё секунду обдумывая его слова, схватил телефон и сорвался из-за стола, я действительно себе не простил бы, если бы не ответил на этот звонок.
— Ибби?..
