Mental breakdown

Ещё на свет не родившись, умирает весна

  Намджун любит его безумно, без остатка, любит каждой клеткой своего тела, любит пугающей самого себя же любовью. Любит так сильно, что это попахивает одержимостью, смахивает на болезнь, и альфа даже под иглы и капельницы лёг бы, только его из крови не вымыть, Намджуна не вылечить. Он любит в нём всё: его запах, его голос, его улыбку. Именно его улыбкой и был пронзён альфа, тогда, когда они впервые встретились. Оказалось, стрела была отравлена любовью, и с тех пор этот яд в Намджуне всё больше растекается, по венам-сосудам кровью разносится. Он в Намджуне единственное светлое, тот, за кого альфа цепляется и пытается удержаться на плаву, тот, ради кого это всё делается, планируется и обязательно осуществится. Намджун хочет быть его первым и последним, хочет заполнить ему собой всё, чтобы омега так же, как и сам Ким, никого, кроме него, не видел, чтобы весь мир для него был сконцентрирован в одном альфе. Вот только омега всё дальше и дальше, будто стены выстраивает, с каждым днём всё больше отдаляется, и Намджун боится, что всё-таки его потеряет, и в этот раз окончательно и бесповоротно.

— Я хочу быть первым здесь, — маленькая ладошка ложится на грудь альфы, а сам омега, потянувшись, льнёт ближе к вымотанному ночными утехами телу.

— Ты первый, — тихо говорит альфа и, вновь повернувшись, вжимает парня в простыни.

Он целует долго и яростно, будто эти распухшие губы не он терзал эти часы, вновь раздвигает его ноги, не слушает усталое хныканье и вбивается опять и опять. Обладание им делает Намджуна живым, сдерживает безумные порывы, горячая плоть в его руках — связь с этим миром, самый прочный поводок, удерживающий от необдуманных глупостей.

***

Юнги приехал из больницы к обеду. Бледный, придавленный к паркету тяжестью своего горя омега тенью проскользнул к лестнице. Чимин проводил хватающегося за периллы, как за опору, парня взглядом, а потом сразу побежал в кабинет к своему альфе.

— Юнги носит ребёнка Чонгука, — выпаливает Пак, только прикрыв за собой дверь. Намджун ошарашенно смотрит на омегу, не в силах открыть рта.

— Твой любимый брат, твоя гордость и радость залетел от твоего врага и усиленно это скрывает от тебя, — язвит Чимин и наслаждается гримасой ярости на лице альфы.

— Что ты несёшь? — наконец-то сбрасывает оцепенение Ким и подходит к омеге.

— Сходи, у него спроси, — пожимает плечами Чимин и провожает взглядом сорвавшегося на второй этаж альфу. Пак идёт следом, он ни в коем случае не должен такое пропустить. Омега останавливается у приоткрытой двери Юнги и вслушивается в разговор братьев.

— Откуда ты узнал? — надломлено спрашивает Мин и присаживается на постели.

— Какая, нахуй, разница! — кричит остановившийся у изножья кровати альфа. — Какого чёрта ты не сказал? Как ты вообще, зная такое, спокойно себя ведёшь?

— Зачем тебе было это знать... — пожимает плечами омега и подтаскивает одеяло к подбородку.

— Ты носишь ублюдка нашего врага! По-твоему, мне не следовало знать? — продолжает кричать старший, и Юнги даже прикладывает ладони к ушам, потому что слушать крики брата уже невыносимо.

— Вставай, поехали в больницу! — бросает в него первую попавшуюся под руку толстовку Ким.

— Зачем?

— Только не говори мне, что оставишь его, — тяжело вздыхает альфа. — Не говори, что ты настолько глуп, что думаешь, что ребёнок вернёт ваши отношения.

— Я и не говорю, — продолжает буравить взглядом стену Юнги.

— Тогда вставай, поедем и закончим это дело. Избавимся от твоего этого мрачного прошлого, навязанного тебе твоими родителями, раз и навсегда. Тебе этот выродок не нужен.

— Ты бы заставил меня сделать аборт? — поднимает глаза на брата Мин.

— Меня поражает, что ты ещё и спрашиваешь, — злится по новой Намджун. — Мы же договорились, мы решили, что ты встанешь на ноги, начнёшь новую жизнь. Какая новая жизнь с тем, что растёт у тебя в животе?

— Не растёт, — горько усмехается Мин и кивает на бумажку на тумбочке. — Больше не растёт.

Чимин за дверью прикладывает ладонь ко рту, чтобы не ахнуть, и тихо удаляется в свою спальню.

Намджун подходит к тумбочке и, взяв бумагу, пару секунд вчитывается.

— Прости, что назвал тебя идиотом, — старается скрыть улыбку альфа и возвращает бумагу на место. — Ты умница, и я тобой горжусь.

Намджун присаживается на постель рядом с омегой и нагибается, чтобы его обнять, но Юнги отстраняется.

— Убивать или оставлять ребёнка — это может быть только моим решением, ну или решением его отца... — осекается Юнги. — А ты пару минут назад был готов меня силой в больницу потащить. Я понимаю, что клан, традиции, гордость, но я, в первую очередь, твой брат, а потом уже бывший супруг твоего врага и тот, кто носит... носил его ребёнка.

— Я погорячился, прости, отдыхай пока, я закажу на кухне твои любимые блюда, и никто не будет тебя беспокоить, — всё равно тянется к омеге Намджун и, оставив лёгкий поцелуй на бледной щеке, уходит в свою спальню.