Рядом с ним мне плевать на оценки

В и вне системы

     Чонгук быстро собрал вещи и стал стремительно покидать класс. Чимин поспешил за другом.
— Хэй, ты чего, Чонгук? — взволнованно спросил Пак.
— Два по корейскому, понимаешь?
— И что? Не переживай ты так из-за этого, — пробовал успокоить его Чимин.
— Не переживать? Ты серьезно? Это же такой тупой предмет — мой родной язык! Я к нему просто не подготовился вчера! — повысил Чон голос.
Чимину становилось жутко, потому что он никогда не видел Чонгука таким. Эта была абсолютно новая, ранее неизвестная сторона, внушающая страх и ужас. Очень было не приятно чувствовать ее давление.
— А, ну хотя да... Ты ж не переживаешь. Да тебе ж вообще плевать на это все. Тебе все равно что будет с твоим будущим. И меня хочешь в свою компанию завербовать? Да?! Ты же двоечник. Давай положим на систему вместе; так, хен?
Чимин замер, глядя на этого ребенка. Кажется, Пак что-то потерял. То ли веру выдрали, то ли цветы с корнем. Скорее веру. Веру в существование нормальных людей.
— Да что ты знаешь обо мне? — неожиданно низко и серьезно спросил Чимин.
От этого слишком спокойного голоса, ненормально серьезного взгляда стало не по себе. Гукки сбежал бы если бы мог. Если бы мог. Но он даже не успел. Чимин прошел мимо, даже не задев его. А Чонгуку это и не нужно. Ушел да и ушел. Не страшно.
К Джину Чонгук тоже один пришел. Похоже Чимин сильно обиделся.
— Привет, — улыбался Джин ровно до момента, пока не понял, что на сегодня у него один ученик, — а где Чимин?
— Не знаю, — хмуро ответил парень.
— Ясно...

Прошло три дня. Первые два Чимин и Чонгук абсолютно не разговаривали. А с чего это им нужно? Верно, для них это не имеет значения. Им не нужно общаться. Им не нужны цветы в душах и головах. Им не нужны они.
На третий день взаимного бойкота, в четверг, Чимин не пришел в школу. Он уснул в шесть утра и проспал свой будильник, заведенный на семь. На столько проспал, что открыл глаза только тогда, когда Техен плюхнулся на его кровать. Ким имел дубликат ключей.
— Здрасте, прогульщик, — улыбался Те.
— А? — сонно щурясь, не понял Чимин, — ты что тут забыл?
— Я пришел навестить моего ненаглядного жаворонка.
— Что? — все еще не мог разлепить глаза Чимин, однако уже через секунду подскочил, — который час?!
— Два часа дня. Мне Джин-хен звонил, спрашивал где ты, вот я и решил узнать.
— О-ох, черт. Ну, ладно. Как раз отдохну перед завтрашним выступлением.
Чимин встал, сунул ноги в тапочки и поплелся на кухню. Казалось, на все его существо все в той же домашней футболке давило нечто очень тяжелое. Это читалось в сутулых плечах, поджатых губах и тусклом взгляде. Техену было невыносимо наблюдать эту картину в ожидании чая, который делал его друг. Казалось, что Чимин увядал, унося с собой и атмосферу, способную заменить ту настоящую, принадлежавшую этой отвратительной квартире. Техен все знал. Он был давно в курсе равнодушия и праздности родителей Чимина. Будто здесь живут чужие люди. Эта комната, прокуренная, едва ли не пропитанная, наполненная воспоминаниями о скандалах, ссорах, криках, веселье, перетекающем в торжество слюней и блевотни, и это все лишь то, что успел засечь Техен, но сколько же раз подобные сцены разворачивались перед Чимином? И сколько раз старший оставался в звенящей тишине этой кухни? Ведь работа — это важно. Надо зарабатывать деньги. Это уважительная причина забыть ребенка. Совершенно отвратная квартира ровно до тех пор, пока она не наполняется смехом Чимина. И возможно, что даже сам Пак не догадывается, не подозревает на сколько он способен влиять на настроение, ведь он не подчиняется давящему воздуху этого места, он сам по себе. И наблюдать, как что-то тяготит сознание его друга, проникая в него и высасывая все силы, оставляя лишь мысли для самоуничтожения, Техену невыносимо.
— Чимин, что случилось? — спрашивает Техен, когда Пак ставил чашку перед ним на стол, а сам плюхается рядом с ним на кожаный диван.
— С Чонгуком поссорился, — тихо говорит Чимин.
— На столько сильно? Что же произошло? — усмехнувшись, как можно непринужденнее спросил Техен, обнимая ладонями горячую кружку и откидываясь на мягкую спинку дивана, а сам внимательно следит за Чимином, подмечая все.
— Ну... довольно сильно...
Техен видит Чимина лишь из-за спины, лицо едва заметно, однако он может увидеть, как еще больше поджались пухлые губы, а затем приоткрылись для глубокого вдоха. Рука прошлась по волосам.
— Техен... знаешь... он смотрит на мои оценки.
Ким не смог нарушать тишину. Даже если Чимин слишком долго молчал, отвечая. Он не смел нарушить момент, чтобы не спугнуть мысли Чимина.
— Он сказал, что я двоечник и мне плевать на будущее. Он думает, что я хочу утянуть его на дно... он считает, что я на дне.
Чимин тоже откинулся на спинку кресла.
— Ну... тебя же многие считают лишь тупым двоечником, но тебе обычно на это плевать, — пожал плечами Тэ.
— Но на его мнение мне не плевать, — голос начинал подрагивать. — Я просто не могу наплевать на его мнение... он... лишь обиженный ребенок. Запертый, замкнутый ребенок. Он такой же как мы с тобой! Он тоже вне системы! Он творческая личность!
— С чего это?
— Он — художник. Он любит рисовать. Но его родители убили это в нем... вместе с системой образования. Она же не рассчитана на таких как мы — творческих людей. Мы с ним из школы с завышенными требованиями, но... в этой школе нет времени на творчество, на себя... Я не хочу подстраиваться под эту систему, она отвратительна, но он... будто не видит в ней недостатков... он будто ее сообщник. Он противится ей, но идет с ней за руку из-за родителей... И я вижу... он хочет казаться идеальным, правильным... думает, что подчиняться системе — это верно, но... Я вижу... он такой живой, когда смеется... и он до невозможности красив, — Чимин начинал всхлипывать, все мысли в кучу, лишь обрывками, — он хочет идти гулять и веселиться, хочет быть ребенком, но противится этому. Чем он счастливее нас с тобой? Мы несчастны тем, что не подчиняемся системе, а он наоборот...
— И что же в итоге? Он, думаешь, наш союзник, взятый в заложники, и поэтому тебе так важно его мнение? Почему тебя парит, что он о тебе думает?
Чимин замер. Он выпал из этого пространства. Выпал в мир воспоминаний, цветущих алыми цветами, прорастающих где-то в мозге. Он был с Чонгуком, смеющимся, улыбающимся и раскрывающимся.
— Я не могу точно сказать почему, — медленно начал лепеать Чимин. — Да, он наш союзник, это определенно. Однако все гораздо хуже, глубже... мне он...
Догадка взорвалась огромным, резко раскрывшимся бутоном, цветком, где-то в районе сердца.
— Техен... кажется, я влюбился. Я безумно хочу его понимать, быть с ним рядом, но, — голос дрогнул. — Он этого не хочет. Он даже не пробует меня понять...
Чимин разрыдался. Техен обнял его. Понимал его. До отвратительного хорошо понимал.
— Тэ, — Чимин кричал навзрыд, просто беспорядочные мысли, обрывки воспоминаний, — он навестил меня! Он шел за мной, когда я этого просил! Он любил Юнги-хена! Он так не думает, но мне так кажется! Он это рассказал мне! Поделился таким откровением лишь со мной! Зачем? Он видел меня без макияжа!
Техен обнимал его и слушал, с каждой секундой все больше наполняясь противоречивыми чувствами к Чонгуку.
— Ничего, Чимин. Ничего. Не переживай. Он еще узнает тебя.