50 оттенков: Стокгольм.

Часть 16

Тедди весело смеётся на руках у мамы Анастейши, пока сама Ана носится по кухне, доготавливая и выкладывая неимоверное количество блюд на тарелки и выставляя их на огромный стол в гостиной. Они с Гейл потрудились на славу, и настолько сосредоточились на кухне вчера, что бедному Тейлору пришлось сидеть некоторые время с Теодором. Зато сегодня у Тейлора и Гейл заслуженный выходной, и я немного завидую им: у меня дома собирается вся наша с Аной близкая родня, дабы познакомиться друг с другом и вместе отпраздновать День Благодарения. Чёрт возьми, почему не у родителей?!

Ничего не в порядке.

Судья тянет, позволяя Лейле доказывать свою правоту. Она привлекает общественные организации, которые с упоением рассказывают, что такое послеродовая депрессия. Начавшаяся через час после родов, блять, а через три часа достигшая «пика». Хором доказывают, какой я богатый, расчетливый ублюдок, использовавший Лейлу как инкубатор, чуть ли не выкравший ребенка, а пять миллионов и сраная вилла - так, мелочь, подачка, которой я просто заставил её закрыть рот.
Я бы так не злился, если бы в суде мисс Уильямс не заявляла, что я ограничиваю её доступ к сыну, когда она сама ни разу не пришла. Если бы это была любовь, материнский инстинкт, и если бы я действительно ограничивал её - мне бы Анастейша не позволила так поступать с Лейлой.

К чёрту эту тварь.

- Кристиан, переодень тыковку. В детской красная рубашка и джинсы. Колготки тоже надень, если ему станет жарко - снимем джинсы, - Ана неожиданно появляется рядом, вручая мне сына, и чмокает в щеку, убегая помогать своей маме.
- Пошли, модник. Рубашка у него красная...

Миссис Адамс устроила мне настоящий допрос вчера вечером, пока Ана всё ещё была занята готовкой. Прямым текстом спросила, серьезные ли у меня намерения, и очень была удовлетворена положительным ответом. А так же не прямым текстом уточнила, не бью ли я её дочь. И, кажется, она мне не поверила, когда я сказал, что нет...

Тедди чуть ли не рыдает, когда я надеваю на него колготки, громко и очень возмущенно кричит, но немного успокаивается, когда я застегиваю его рубашку-боди под подгузником. Боже мой, она с «бантиком»... С «галстуком-бабочкой»!

- Сынок, Ана сказала, что ты должен быть красавчиком. А мы с тобой слушаемся нашу Ану. Мой хороший, - обнимаю моего мальчишку, стирая его слёзы, и он широко улыбается, поднимая ручки. - Эй, это что? У тебя снова растут зубы, мистер? Маленький зубастик. Тедди, мне до сих пор кажется, что ты у меня на ладони поместишься, а ты растёшь и растёшь. Почти за год в два раза... И ты такой тяжелый, бедная наша Ана! Люблю тебя, - мальчишка хихикает, и я смеюсь вместе с ним, зацеловывая его с головы до пят. Ты моя радость. Маленькое кареглазое чудо.