Канцелярские штучки

2. Рим: день первый

В отеле, несмотря на мои опасения, тоже не возникло ни малейшего сомнения относительно документов: все бронирования подтвердились. Берт остался у стойки заполнять карточки, а я сел на низкий диванчик рядом с вещами и выдохнул, потирая лоб.

- Ру, ты нормально себя чувствуешь? – обеспокоенно произнес над моим ухом мальчиков голос, и я опять вздрогнул с непривычки. Нет, незнакомо мне было это чувство: наличие ребенка. Разве можно забыть, что у тебя есть пусть и не родной, но все же сын? Совершенно невозможно. Не было в моей жизни ничего такого раньше. Не было!

- Ру, ты ж сам писал заявление на сына, - вдруг тихо и серьезно напомнил мне мальчик, садясь рядом, - чего же ты теперь делаешь вид, что не понимаешь, о чем речь?

Наверное, такой взгляд, какой был у меня, называют «уставился, как баран на новые ворота»: я действительно уставился на ребенка и не мог поверить, что слышу это наяву.

- Ка... какое заявление? – наконец, выдавил я, и ребенок по-взрослому покачал головой.

- Странные вы такие... сначала пишете заявления, потом делаете вид, что ничего не понимаете... ну, подумаешь, немножко не совпало с цветом волос, ну и что? Не критично же. Вот и он тоже, - кивок в сторону Берт, - делает вид, что не понимает. А сам во сне объяснительную накатал на три листа, что-де он испраааавится... что станет примееееерным... что ему бы только шааааанс.... И что теперь? Все забыл как будто. Вот я и говорю: странные вы, взрослые. Сначала все обещаете отдать за еще один шанс. А когда получаете – сразу все обещания забываете... Эх... Пойду посмотрю, что он там пишет уже полчаса. Спать охота – смерть! В Нью-Йорке ведь уже второй час ночи!

Мальчик поднялся и направился к стойке к Берту, заполняющему бесконечные листы. Я сидел в ступоре и пытался осмыслить сказанное.

Как это понять?

Во сне я писал заявление, да, не отрицаю. Накануне вечером я в отчаянии раз сто повторил, что – да, «все, что угодно отдам, лишь бы...» - что «лишь бы», я так и не сформулировал тогда до конца, мне просто хотелось, чтобы у меня все наладилось. Абстрактное такое «все», наладилось – и наладилось, неважно, как и каким путем. И я даже, помнится, жаловался, что душа моя дьяволу не нужна оказалась. Мол, я б и отдал, лишь бы. Лишь бы.

А теперь, выходит, настало это самое «лишь бы»? У меня – хлоп! – и появилась семья. Ниоткуда. И мальчик знает, почему, за что и откуда он появился, в отличие от нас с Бертом, которые успешно забыли произнесенные в космос пожелания и обещания. Берт, судя по мальчиковым речам, серьезно проштрафился в чем-то и просил мироздание о прощении. И оно ему тоже подкинуло мальчика. Ну, и меня до кучи. Решило, так сказать, проблему двоих просящих одним ударом. Видимо, сильно проштрафился Берт, раз ему, любящему женщин, отправили меня, а не длинноногую блондинку.