Демонические печати

Часть 2. Вальс на чужих костях

Арий Верджи

     Когда мальчик заснул, я наклонился к его ушку, впечатывая в его разум еще одну фразу, которая будет крутиться у него в голове моим голосом:
— Spero autem quod nostrum ludum erit ultimum diutissime*~
Я говорил ласково своим бархатным голосом, как истинный демон-искуситель, соблазняя, а потом утаскивая жертву в глубины отчаянья. Как эта фраза... Она привлекает, но стоит понять ее смысл...
     Очередной ужасный сон, больше похожий на кошмар: будто бы Эдвард просыпается в старой мрачной церкви, а сам лежит в деревянном гробу. Вокруг тускло горят свечи: пламя их тревожно гнется под натиском сквозняка. Где-то в пыльном полуразрушенном углу паук спустился по тонкой ниточке своей паутины, замерев на пол пути. Раздается мерное хоровое пение. Отпевание, если быть точным. Вокруг лишь очертания людей в черных балахонах, словно священники или же сатанисты окружили деревянный гроб. У одной темной фигуры маска чумного доктора, он стоит ближе всех остальных и хриплым, жутким скрипучим голосом шепчет: «Re-hoc est fallaci. Quod vero mendacium sit. Somniabunt — re vera est? **» Остальные же повторяют за ним, словно мантру. Все это похоже на какое-то жертвоприношение. Омегу пробирает жуткий, замогильный холод: снова неуютное чувство тревоги: первобытный страх пробирает до костей. Бешеное клокотание человеческого сердца, которое вот-вот остановит свой ритм. Тук-тук, тук-тук... Ему кажется, что он срывается на дикий крик, но никто его не слышит....

     Я не перестаю удивляться хрупкости или твердости человеческих души и сознания. Кто-то бы уже распрощался с рассудком, но только не Эд... Ведь иначе он не стал бы такой интересной и даже любимой игрушкой.

     В кабинет вошла медсестра. Вкратце обрисовав ей ситуацию, попросил позаботится о нем и вернулся обратно в класс. Если сравнить, Эдвард — основная ветка сюжета этой игры, остальное лишь доп.уровни.

***
     На следующее утро Эдвард выглядел хуже обычного. Лицо белее простыни, отчетливо видны яркие синяки под глазами, свидетельствующие о том, что он не спал всю ночь. Да и я это знал, потому как сны, посланные мной, до него этой ночью, к сожалению, не дошли. Вот урок истории, на котором пришлось исписать три-четыре листа тетради, а то и больше.

     Не считаешь, что самое время сыграть, Эдвард?

     Стоило легонько коснуться его спины, как большая часть конспекта стала на неродном языке. После урока я подошел к нему и невзначай глянул в его тетрадь.