Шорох вереска

Цена крови

Злобные крики орков, пропитанные слепой ненавистью, гнали гнома вперёд, подобно ударам кнута. Пропажу пленника обнаружили быстро, подозрительно быстро. Фили держался стремительных вод реки Лангвелл, рождающейся в подземных родниках Гундабада. Он пробирался сквозь низкий колючий кустарник, растущий на песчаных берегах вниз по течению. Тихая песнь ночи смолкла, осквернённая тёмным наречием. Чистое сияние полной луны померкло, подёрнувшись грязной дымкой. Бурные воды дышащего влажной свежестью потока грозно вспенились, поднимая муть с каменистого дна.

Время тянулось нестерпимо медленно. Подобно вязкой жиже, утекало оно сквозь пальцы, оставляя на ладонях чёрный след тревожного страха. Робкий свет факелов всколыхнул ноющее сердце Фили. Оно отбивало мелкую дробь каждый раз, когда его слуха касался любой резкий звук. Даже шорох собственных шагов заставлял внимательно прислушиваться, всякий раз опасливо озираясь.

Жёлтые светлячки чадящих факелов медленно умирали, стремясь передать стражу рассвету. Но солнце не торопилось вставать, лишь первые ленивые лучи нехотя зажигали тёмно-синее небо на востоке.

Ночной караул затерянного у подножья Туманных гор людского селения ещё не сменился. Усталого стражника сморил крепкий сон. Он шумно посвистывал, прислонившись к деревянной опоре дозорной башни. Железный шлем грубой ковки съехал мужчине на лоб, угрожая в любой момент свалиться и бесцеремонно разбудить своего незадачливого хозяина.

Беглый пленник беспрепятственно проник в деревушку. Фонарь, освещающий половину базарной площади, призывно горел, отбрасывая оранжевые блики на неплотно закрытую дверь небольшого сарайчика, прилегающего к лавке местного торговца.

Ночную тишь вспорол тревожный гул. Постепенно нарастая, он стремительно приближался к спящему поселению, грозя стереть его с лица земли, подобно тому, как сильная волна неожиданно сбивает с ног мешкающего зеваку.

Робкие лучи рассвета погасли, задохнувшись в саване сгущающихся грозовых туч. Новый день, не успев родиться, умер, пронзая воздух стонущим криком грома. Затерянное поселение поглотила смерть. Пришедшая в виде большого отряда орков и гоблинов Гундабада, она принялась пировать внезапно, даруя орудиям своим быструю победу.

Слуги Тёмного Властелина врывались в дома спящих людей, убивали, уничтожая каждого на своём пути, будь то малый ребёнок или немощный старец. Не щадили никого, зная, что их конец не будет лёгким, если они упустят ценного пленника, которому удалось сбежать из смертельной ловушки.

Взъярился красный огонь, пожирая деревянные постройки. Едкий дым тяжёлой тучей повис над бьющимся в агонии селением. Крики, полные боли и отчаянного желания жить, мешались со стонами умирающих, а холодящие душу вопли безжалостных убийц полнились ликованием. Запах крови разливался повсюду, перебивая удушливое дыхание пожара. Чёрная мгла, казалось, обрела форму гигантской птицы, неистово бьющей крыльями, безуспешно пытающейся взлететь.

Среди пляски безумия лишь немногим удалось совладать с собой. Выжившие мужчины пытались сплотиться, чтобы единой силой противостоять нападающим. Лидером небольшой группы сопротивляющихся жителей был местный кузнец. Его звали Гримсвит. Рослый и сильный, он ожесточённо размахивал огромным молотом, мозжа черепа окров с такой лёгкостью, будто щёлкал семечки.

— Вигфлед! — бешено взревел кузнец, заметив на крыльце собственного дома хрупкую фигурку. То была его старшая дочь. Худощавая и невысокая, со светлыми, спутанными ото сна волосами, она сейчас напоминала перепуганного насмерть ребёнка, хотя ей давно уже минуло пятнадцать.

Девушка опрометью бросилась прочь не разбирая дороги. Путаясь в длинных полах ночной сорочки, Вигфлед чудом не налетела на орочий ятаган, увернулась от выбежавшего из соседнего проулка гоблина. Будто зверь, почуявший, что за ним ведут охоту, дочь кузнеца стремилась оказаться как можно дальше от отчего дома. Она петляла по знакомым с детства улочкам, интуитивно избегая беды. Но та неслась за ней по пятам, ибо никто из жителей затерянного селения этим утром не смог скрыться от острых когтей горя.

Миновав полыхающую лавку, которая некогда была центром местной торговли, Вигфлед оказалась в тупике. Изъеденная пламенем деревянная стена соседнего строения обрушилась, перекрывая путь к западным воротам — самому неприметному и пока ещё свободному выходу из посёлка.

Слёзы отчаяния заструились по бледному девичьему лицу. Громко всхлипнув, Вигфлед до крови закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Хриплый гогот за спиной заставил её замереть на месте.

— Смотри что я нашёл! Сейчас порезвимся! — Огромный орк с плоским носом вразвалку приближался к девушке, призывая напарника — тучного гоблина — себе в свидетели.

Дочь кузнеца почувствовала, как у неё подкашиваются ноги. Она упала на пыльную землю, бурую от огня и крови. Захлёбываясь истошным криком, ждала, когда смерть наконец настигнет её. Но костлявая всё не приходила.

Если бы Вигфлед открыла глаза, то обнаружила бы, что она пришла за её преследователями.

Кто-то мягко коснулся полуобнажённого плеча девушки. Она резко дёрнулась, подаваясь назад. Мгновением позже пришло осознание — орк бы не стал столь бережно прикасаться к своей жертве. Очнувшись от сковывающего ужаса, Вигфлед подняла голову. Дикое пламя бушующего вокруг пожара бросало косые отсветы на лицо её спасителя, спрятанное за густыми тенями и спутанными прядями некогда светлых волос. Лишь голубые глаза ярко светились, улыбаясь солнечным светом в довлеющем повсюду царстве мрака. Мозолистая ладонь была горячей, разливая по ледяному телу жизненное тепло. Вигфлед охватила крупная дрожь. Она обхватила себя руками и начала раскачиваться вперёд-назад, сдавленно рыдая. Коренастый незнакомец сперва нерешительно отпрянул, но тут же присел рядом, обхватив бьющуюся в истерике девушку за трясущиеся плечи.

— Всё позади, — низкий голос с приятной хрипотцой, словно выкованная из стали броня, отгородил Вигфлед от внешнего мира.

***

Звонко пел молот в кузне, повинуясь движениям умелых рук. Жарко пылал огонь в печи, раздуваемый мехами. Поздний вечер врывался в настежь раскрытую дверь, осенним дыханием холодя разгорячённое тело гнома, ковавшего штыри для новой железной ограды, что должна была заменить прежнюю из дерева, сожжённую орками.

Простая рубаха из грубой ткани насквозь пропиталась потом, закатанные по локоть рукава не скрывали бугрящиеся мышцы, точно вылитые из свинца. Светлые вьющиеся волосы были собраны на затылке в высокий хвост, перехваченный чёрной бечёвкой. В голубых глазах, подёрнутых тонкой корочкой льда, отражался яростный пыл огня, горящего в кузнечной печи. Его тлеющие искры прятались в мелкой сетке морщин, которые оплели эти глаза паутиной пережитого. Гном хмурил лоб, выстукивая тяжёлым молотом привычные сердцу ритмы. Тревожные думы звали продолжить путь, но душа не соглашалась, взывая к совести.

«Эти люди пострадали из-за меня. Помочь им вернуться к безопасной жизни теперь мой долг. Но я уйду, непременно уйду, когда придёт время».

— Фили, — робкий голос, несколько раз повторивший его имя, вывел гнома из болезненного забытья, заставив на время прервать работу и улыбнуться девушке, вошедшей в кузню. Улыбка получилась вымученной. — Я принесла тебе ужин.

— Спасибо, Вигфлед, — благодарно отозвался гном, омывая лицо и руки в холодной воде из пузатой кадушки, стоящей по другую сторону наковальни.

Девушка поставила поднос с горячей похлёбкой и хлебом на небольшой стол, приткнувшийся у входа в кузню. Оправив залатанный передник, она взволнованно выпалила, застенчиво переминаясь с ноги на ногу:

— Отец настаивает, чтобы ты впредь разделял кров и пищу с нами. — Переведя дыхание Вигфлед продолжила: — После смерти мамы и брата наш дом опустел.

— Гримсвит был добр, позволив мне жить и работать в кузне. Однако это предложение слишком щедрое, — ответил Фили. Серебристые капли запутались в усах-косичках, поблёскивая, словно крошечные бриллианты.

Дочь кузнеца густо покраснела, потупляя взгляд. Сложив руки в замок, девушка сдавленно произнесла, глядя себе под ноги:

— Отец считает, что до конца своих дней не расплатится с тем, кто спас его дочь.

Развернувшись, Вигфлед была готова выбежать из кузни, но застыла на месте, услышав вопрос:

— Ты тоже так считаешь?

Девичьи ресницы взволнованно дрогнули, открывая переполненные горьким счастьем светло-голубые глаза.

— Моя жизнь теперь принадлежит тебе.

***

Саунд: Marcin Przybyłowicz — The Mandragora

Ярко-красное пламя взвилось вверх, рассыпая алые искры по колючему снегу. Чёрные тени, отбрасываемые огромным костром, ревущим на опушке спящего леса, казались клубком гигантских змей, сплетающих вокруг двух маленьких фигурок смертоносное кольцо. Ночные звёзды отворачивали светлые лики к померкшей луне.

— Ты точно хочешь этого, девочка? Пути назад уже не будет, — скрипучий голос заставил мечущийся огонь побагроветь и огрызнуться снопом кровавых всполохов.

— Да, — робкий ответ сгорел, едва сорвавшись с пересохших губ.

— Не слышу!

— Я хочу, чтобы он стал моим! Забыл прежнюю жизнь навсегда! — от прежней застенчивости не осталось следа, каждое слово выходило сильнее предыдущего.

— Вигфлед, малышка, кровавый обряд не сотворит любовь. Он лишь навечно прикуёт этого мужчину к тебе, сделает рабом. В вашем союзе не будет счастья.

— Иначе нельзя, — облачко пара белой пташкой вспорхнуло в небо, сгорая в безжалостной пасти огненного вихря. — Иначе я потеряю его навсегда.

Седая голова, покрытая шерстяным платком, досадливо качнулась из стороны в сторону. Покрытая пятнами времени костлявая рука скользнула в мешочек на поясе.

— Ты принесла, что следует?

— Это его... — Дочь кузнеца развернула заскорузлую тряпицу... — кровь.

— Теперь нужна твоя. — Трепещущая девушка взяла протянутый кинжал.

Тёмная ткань окрасилась свежей кровью. Несколько капель упали на снег, прожигая его, словно драконий огонь человеческую плоть.

Обёрнутый промокшей тряпицей причудливый корень, напоминающий два тела, слившихся в одно, коснулся беснующегося пламени. Ярко вспыхнув, мгновенно сгорел. Чёрные кусочки пепла на миг замерли в водовороте багрового пламени, чтобы затем стать едва заметными осколками теней в языках огня.

Взвившись гигантским змеем, костёр ужалил ночное светило. Свет звёзд потух, и в зловещей тишине вспыхнула огненная луна, сочась красным жаром-ядом.

***

Год спустя

Гнома неотступно преследовало настойчивое чувство. Словно не его жизнь неслась перед глазами, подёрнутыми красноватым туманом. Фили ждал, что вот-вот проснётся, соберёт в узелок свои немудрёные пожитки и отправится в сторону Эребора. Но проходил день, второй, неделя... Незаметно пролетали месяцы, а он всё также жил вместе с Гримсвитом и его дочерью, которая вскоре засобиралась замуж.

Гном помогал Вигфлед готовиться к свадьбе, намеченной на начало осени: они вместе собирали цветы для праздничных гирлянд, заготавливали разносолы к пиршественному столу. Порой Фили замечал на себе странный взгляд Вигфлед. Ему казалось, что в её голубых глазах тлеет страсть и... обожание? Но мужчина гнал от себя эти мысли, относясь к дочери кузнеца, как к сестре, хоть она слегка и напоминала ему Нилоэлу. Фили знал — девушка станет женой того, кого любит всем сердцем. Душа его радовалась этому. Гном считал, что Вигфлед заслужила счастье, ведь слишком много смерти и горя успела перенести за короткий срок.

Он отчётливо помнил тот день, когда едва пожелтевшая листва дрожала на деревьях, словно невеста перед алтарём. Через серое небо тянулись клином птицы. Их прощальный крик отдавался в ушах, сливаясь с торжественной музыкой.

Казалось, здесь были все жители небольшого селения. Люди толпились, шумели вокруг круглой деревянной беседки, украшенной белыми и жёлтыми цветами, которые он недавно собирал. Тронутые увяданием, они опоясывали выпуклый купол; переплетаясь, тянулись вниз по тонким подпоркам; устилали шуршащим ковром пол.

Через монотонный гул толпы он слышал низкий, предостерегающий шорох. Звук взволновал его, как много лет назад, когда он ещё совсем юношей впервые ночевал за пределами родных гор. То был голос степи, шепчущий об опасности. Тонкий голосок настойчиво гнал с места, призывая скрыться среди полевых дорог. Звал вдаль — туда, где живёт сердце... Домой.

Ноги будто приросли к полу. Увядающие цветы, подобно верёвкам, оплели щиколотки. Мягко, но настойчиво они держали его на месте, пока не раздался голос, призывающий собравшихся к вниманию. Толпа расступилась, и он увидел, что к беседке медленно идёт низкая фигурка в белом платье. Кружевная вуаль скрывала лицо незнакомки. Пышные юбки шуршали, и их шорох смешивался с шелестом сминаемых цветов, которыми была усыпана тропинка к беседке. И вот она рядом с ним. Прозвучали извечные слова, связывающие мужчину и женщину клятвами любви, обетами верности. Тонкое полотно кружев откинулось. Он задохнулся, увидев перед собой родные светло-карие глаза и смеющееся лицо в веснушках. Перед ним стояла Нилоэла.

Проснувшись ранним утром рядом с Вигфлед, Фили не понимал, как это произошло. Мужчина не помнил, когда желание покинуть поселение людей сменилось яростным желанием остаться здесь навсегда. Его сердце окутала вина, застилающая все остальные чувства. Он просто не мог оставить Вигфлед, считая, что и так принёс ей слишком много горя. Мысль принести свою жизнь в жертву показалась гному совершенно естественной.

***

Третьи сутки подряд Фили пропадал в кузне. Будто за работой можно было скрыться от смерти, нависшей над домом, за последний год сделавшимся ему родным.

Гримсвит принял Фили как родного сына. Однако со временем, слушая местных жителей, считавших незнакомца-гнома, явившегося в ночь орочьего набега, виновником несчастий, кузнец всё больше отдалялся от зятя. Теперь его дочь умирала на родильном ложе. Повитухи говорили, что ребёнок слишком крупный и если Вигфлед не родит в ближайшее время, то умрёт, так и не принеся в этот мир новую жизнь. Чёрная ненависть с каждым часом наполняла сердце кузнеца.

Алое сияние проникло сквозь небольшое оконце в жарко натопленное помещение. Окрасило низкий потолок, пропитанный копотью, цветом свежей крови. Огненная луна вновь взошла этой ночью, окропляя округу жаром проведённого однажды колдовства.

Расплавленное серебро, повинуясь воле мастера, сплеталось в тончайшую паутинку, на которой расцветали, алея живым огнём, крошечные бутоны роз. Фили глубоко вздохнул и отложил работу. Вышел на морозный воздух. Вдохнув полной грудью, закрыл глаза. Огненные лучи лились за спиной. Гном поднял разгорячённое лицо к небу. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем его щеки коснулось нечто холодное. Подняв веки, Фили будто очнулся от долгого сна, морока, длившегося целый год. Красные лучи сменились ледяным сиянием, а с иссиня-чёрного неба улыбалась белоснежная луна. Гном закрыл лицо руками, утирая проступившие слёзы. Перед его мысленным взором предстали две светловолосые девушки. Они держались за руки и улыбались ему. Одну из них Фили узнал сразу — Нилоэла — возлюбленная, с которой был пройден путь от далёкого Шира до самого Эребора. Вторая незнакомка казалась смутно знакомой. Особенно глаза, светло-голубые, прямо как его собственные.

На исходе ночи необычное украшение было законченно. Его венчал серебряный ворон, гордо восседавший на большом ромбе. С каждой грани фигуры свисала её миниатюрная копия.

Прокравшись в собственный дом, словно вор, Фили поспешно собрал свои малочисленные вещи, тепло оделся и окинул взглядом комнату, в которой жил долгое время. Казалось, он видит её в первый раз. Тихо пробираясь по коридору, гном застыл на месте, услышав душераздирающий крик Гримсвита. Осторожно заглянув в комнату, где долгое время мучилась Вигфлед, Фили увидел печальную картину: сотрясаемый беззвучными рыданиями кузнец прижимал к груди безжизненное лицо дочери. Одна из повитух поспешно заворачивала в окровавленную пелёнку так и не заплакавшего младенца. Лицо гнома свело судорогой. Поспешно отвернувшись, он быстрым шагом вышел на крыльцо, чтобы ступить на тропу, которая раньше казалась безвозвратно потерянной.