Упасть до дна

Глава 36. Рана

15 лет назад.

В Большом зале собрались все ученики и профессора Хогвартса. Несвойственная тишина, которая сейчас царила здесь, немного пугала, и хотелось издать хоть какой-нибудь тихий звук, чтобы убедиться, что мир не погас. Над длинными факультетскими столами развивались чёрные траурные флаги, как тогда, когда погиб Седрик Диггори. Сегодня тоже в замке был траурный день. Самыми печальными во всём зале были студенты Слизерина — ведь сегодня утром умерла их однокурсница и приятельница. Милисента Булстроуд и Дафна Гринграсс сидели с опухшими глазами, сжимая в руках насквозь промокшие от слёз платки. Они были одними из первых на факультете, кто узнал о смерти Пэнси Паркинсон. Подружки шестикурсницы всегда устраивали девичьи посиделки втроём, выбрав себе какое-нибудь укромное местечко, а теперь этого не будет. Чуть дальше сидели Блейз Забини, Теодор Нотт, Грегори Гойл, Винсент Крэбб и Драко Малфой. Парни держались намного лучше девушек, но даже они не могли скрыть печали и скорби, поселившихся в их юных душах. Самыми задумчивыми из них были Драко и Блейз. Никто в зале не решался притронуться к еде, даже Рон, а ведь он большой любитель поесть. Наконец, в этой давящей тишине раздались тяжёлые шаги директора Дамблдора. Он обошёл учительский стол, стал так, чтобы его видел каждый ученик, и заговорил сразу о главном:
— Это очень непростой день для всех нас. Сегодня, ровно в пять часов утра скончалась студентка факультета Слизерин, Пэнси Паркинсон, которая могла бы прожить очень долгую жизнь. Но она выбрала иной путь... — Дамблдор понимающе покивал головой. — Когда один из наших детей, детей Хогвартса, покидает нас, мы скорбим, но сегодня мы скорбим вдвойне. Не буду от вас скрывать того, что вы, наверное, и так знаете. Мисс Паркинсон покончила с собой, прыгнув с крыши замка...
Девушки в зале вздрогнули, переглянулись.
Все ученики, даже те, которые являлись объектом насмешек Пэнси, были искренне опечалены её смертью. Да, пусть она подшучивала над слабыми и отличающимися от всех учениками, но она же была всего лишь неразумным подростком, по воле судьбы оказавшимся в трудной ситуации. Никто из обиженных ею не злорадствовал, все находились в шоке — не часто в Хогвартсе ученики кончают жизнь самоубийством. Драко Малфой стискивал зубы каждый раз, как Дамблдор упоминал имя Пэнси, а Блейз Забини нервно сглатывал.
— Да, это был её выбор, но осуждать её не стоит, — продолжал директор ровным голосом. — Она всего лишь заблудилась в страшном мире недетских проблем, с которыми в одиночку не смогла справиться. — Директор многозначительно посмотрел в сторону Гриффиндорского стола. — Ученики — это душа и сердце Хогвартса, и каждый из вас помогает ему дышать, жить и чувствовать. Но сегодня мы потеряли частичку этой неуслышанной души. И именно в такие моменты мы понимаем, насколько незначительны наши мелкие ссоры, обиды и предубеждения. А потому мы должны оставить их позади, чтобы помочь друг другу справиться с их несчастиями. Пэнси Паркинсон узнала, что её родители были убиты, поэтому и решилась на столь необдуманный поступок. Я сегодня хочу попросить вас оглянуться на своих товарищей, друзей и знакомых. Присмотритесь, возможно, кто-то нуждается именно в вас так же, как и мисс Паркинсон нуждалась в друге, но не хотела обременять кого-то своими проблемами. Возможно, кому-то сейчас так же тяжело, как и ей, так давайте же будем внимательнее к окружающим! Сейчас идёт война, и многие семьи уже понесли потери. Я прошу вас, не будьте равнодушными к чужим бедам, может статься так, что плечо друга потребуется и вам. Да, смерть Пэнси Паркинсон — ужасная трагедия и огромная рана на сердце каждого из нас, но если случившееся не способно открыть нам глаза и заставить задуматься, то мы заранее проиграли вечную борьбу отчаянного сердца с холодным равнодушием. — Дамблдор задумался.
Его глаза от чего-то погрустнели; казалось, он мысленно покинул этот переполненный зал.
Взгляды всех присутствующих были прикованы к директору, никто не отводил глаз и не перешёптывался. Пока Дамблдор молчал, — а длилось это меньше минуты, — ученики успели задуматься над его словами.
Он прав, Господи, как он прав!
Но директор снова заговорил:
— Никогда не держите свою боль внутри — давайте ей выход. Кричите, расскажите о ней родным, но не оставайтесь наедине с этим грузом. Только объединившись, мы сможем преодолеть всё. А сейчас давайте почтим память Пэнси Паркинсон минутой молчания. — И Дамблдор склонил голову, в молчаливом трауре.
Студенты и профессора дружно поднялись со скамей и стульев, и замерли на месте. Слышен был ветер, гуляющий за окнами, беспокойное уханье сов, но в зале по-прежнему было так тихо, что, казалось, можно услышать биение сердец всех присутствующих. Каждый сейчас думал о жизни и смерти, дружбе и вражде. Но не было ни единого ученика, чьё сердце не дрогнуло от пронзительной речи Дамблдора. Может быть, его слова забудутся уже через час, но вложенный в них смысл успеет к тому моменту проникнуть в самое сердце, которое должно постоянно вести непрерывный бой с эгоистичным безразличием.
Гермиона не сводила глаз с Драко, который в свою очередь смотрел себе под ноги. В её голове билась лишь одна мысль: «Драко, только держись. Ты сможешь пережить это, главное — держись и не сдавайся». И он держался, держался из последних сил.
***

Боль от потерь режет душу, как тупое лезвие бритвы терзает чувствительную кожу. Но кожу можно зашить, можно залечить, а душа, хоть и не способна кровоточить, никогда не затянет свои глубокие раны. Каждый зарубок на тонкой материи вырисовывает портрет носящего эту душу. А боль продолжит вворачиваться в беззащитное сердце, словно дрель, но, к сожалению, это не убивает...

***
Гермиона и Рон шли на урок заклинаний. Гарри снова опаздывал, поэтому они решили его не ждать. Как досадно, что сегодня нет сдвоенных уроков со Слизерином — Гермиона не имела никакой возможности поговорить с Драко. После речи Дамблдора прошло целых три дня, а они так и не встретились.
Ученики уже немного оправились от случившегося, но были и те, для кого смерть студентки стала сильным ударом по психике. Один из первокурсников, который видел падение Пэнси собственными глазами, даже пытался сбежать из Хогвартса — так испугало его это происшествие. Но его нашли и вернули в целости и сохранности. На Гермиону не сильно подействовала смерть Паркинсон, однако она прекрасно знала, что это означает для Драко, поэтому весь вчерашний день провела в полном молчании, лёжа на своей кровати. Она разрабатывала маленькую спасительную операцию, которая бы облегчила его страдания. Гермиона даже не пыталась с кем-либо заговорить, а когда её отвлекали от мыслей, отворачивалась и делала вид, что сильно устала и нуждается в отдыхе. Гарри и Рон немного посочувствовали родным Пэнси, но тоже быстро забыли о трауре, переключившись на свои обыденные проблемы.
До первого урока было ещё предостаточно времени, но Гермиона и Рон вышли пораньше, и дорогу до класса преодолевали почти бегом. Гермиона думала, что день пролетит быстрее, если его поторапливать. Они уже дошли до класса, когда она вдруг остановилась. Рон, не заметив этого, прошёл ещё пару шагов, но Гермиона тихо позвала его, и он вернулся к ней.
— Гермиона, ты чего? — поинтересовался Рон.
Она, не ответив, поднесла указательный палец к губам, прося тишины. Мимо них прошли Лаванда Браун и Дин Томас. Дин подмигнул Гермионе, которая смотрела на него слегка прищурившись. Когда Лаванда и Дин скрылись за поворотом, Гермиона ухватила Рона за рукав мантии и потащила в первый пустующий класс.
— Гермиона, что за странные ритуалы? Ты о чём-то хочешь со мной поговорить? — Рон развёл руки в сторону.
— Да, Рон, хочу, — решительно начала она, но ненадолго замолчала, что-то обдумывая. — Я хочу тебя кое о чём попросить.
— Тогда я слушаю, — нетерпеливо сказал Рон, внимательно глядя ей в глаза.
— Я знаю, что тебе это может не понравиться, но всё же я должна попытаться.
— Будешь заставлять меня писать то эссе, которое задал Слизнорт? Гермиона, ты же прекрасно знаешь, что я уже извёл четыре фута пергамента, но ничего дельного не написал...
— Рон, это не имеет никакого отношения к урокам.
— О, только не говори, что будешь просить меня вступить в какой-нибудь фронт освобождения сов? — Рон хохотнул.
— Нет! При чём здесь совы? — разозлилась Гермиона.
— А, значит, речь пойдёт о Гарри и книге Принца Полукровки. — Рон наморщил лоб. — Он мне уже пообещал, что избавится от неё, хотя это был практически твой приказ — поговорить с ним о её уничтожении. Но, Гермиона, я не могу указывать ему.
— Нет, я не о Гарри хотела поговорить. — Гермиона терпеливо ждала, когда Рон устанет от игры в угадайку.
— Обо мне и Лаванде? — поднял брови он. Гермиона отрицательно покачала головой. — О нас? — Она снова качнула головой и тяжело вздохнула. — Малфой... — прорычал Рон.
Гермиона обрадовалась догадливости своего друга, и слегка улыбнулась.
— Да, я хотела поговорить о нём, — подтвердила она.
В первую секунду Рон выглядел абсолютно спокойным, но постепенно его лицо меняло цвет, и, в конце концов, он вспыхнул:
— Послушай, Гермиона, меня уже мутит от одного упоминания о Малфое! — закричал он. — То, что ты посвятила меня в вашу великую тайну, ничего не значит! Если ты думаешь, что я буду помогать этому земляному червю по собственному желанию, ты очень ошибаешься! Я уже делаю достаточно — я молчу о ваших делишках.
— Делишках? Рон, у него есть проблемы, Господи, да у него их столько, что до конца жизни хватит! Я просто пытаюсь помочь ему, — Гермиона тоже перешла на крик, но её выкрики звучали гораздо тише, чем негодования Рона.
— Хорошо, помогай, только меня не впутывай, — покачал головой он.
— Я просто хотела попросить тебя, чтобы ты присматривал за Драко, вот и всё... — Гермиона опёрлась рукой о парту и посмотрела в окно.
— «Драко», — поморщился Рон. — Чём он тебя опоил, Гермиона? Ты бежишь помогать ему, бросаешь друзей!
— Я не бросаю друзей, — ровным, но строгим голосом возразила она, переводя убийственный взгляд на Рона. — Я просто хочу, чтобы мир стал чуточку лучше, чтобы люди не зарывали себя в землю из-за вечного противостояния тьмы и света. Я стараюсь помочь тем, кто просит помощи, тем, кто всё ещё стремится к этому свету, отвергая тьму. Ты ведь тоже хочешь спокойствия, Рон!
— Хочу, но...
— Но помогать Драко не станешь, ведь он когда-то обзывал тебя. Рон, это позиция шестилетнего ребёнка. Если помогать только лучшим и забывать про остальных, то не стоит потом удивляться, когда мир будет плеваться озлобленными людьми, которые когда-то тоже верили в силу добра. Помощь нужна всем!
Кажется, поучительная речь Гермионы подействовала на Рона, и он задумался. Она лишь терпеливо дожидалась, когда он придёт к какому-нибудь решению. Несмотря на всю его ненависть к Малфою, он мог частично понять его, мог даже представить себя на его месте, но ему до сих пор было не понятно — от чего Гермиона так озабочена именно судьбой Драко Малфоя.
Рон закусил губу.
В конце концов, он мог согласиться присматривать за Драко только ради Гермионы. И, когда до начала урока оставалось всего пять минут, он принял решение.
— Ладно, я присмотрю за ним, — пробормотал Рон. — Но знай: я делаю это только потому, что ты искренне веришь в него. Я делаю это для тебя, а не во имя спасения его жалкой души.
Гермиона расплылась в благодарной улыбке. Как хорошо всё-таки, что у неё есть Рон.
— Спасибо тебе! — радостно воскликнула она.
А Рон внимательно смотрел в её карие глаза и думал: «Разве я мог отказаться, видя, что для тебя это настолько важно? Я же люблю тебя».
***

Драко сдержал обещание, данное Гермионе — он посещал уроки, постоянно следил за тем, чтобы рядом был кто-то из профессоров или учеников. Боль ещё раздирала его изнутри, но он кое-как справлялся с ней. И хоть ему нужно было ходить на эти безумно длинные уроки, он не обременял себя выполнением заданий, которые требовали учителя.
Он существовал.
Он превратился в механическую куклу, которая выполняет определённые задачи в заданное время. Утратив все свои силы, утопив надежды в бездонном омуте отчаяния, он просто существовал. И никто не смог бы возродить прежнего Драко Малфоя из пепла, кроме Гермионы, но она сейчас занята, спеша на очередной ненужный урок. Ах да, он же совсем забыл, что ему нужно быть в классе истории магии.
Драко посмотрел налево — кучка учеников неспешно направлялась как раз в сторону класса. Он побрёл за ними.
«Как же хочется всё бросить. Убежать, спрятаться. Как же я ошибался, когда так стремился покинуть уютные стены бального зала. Теперь бы я замуровал себя в его холодных стенах, лишь бы избавиться от всех мыслей, переполняющих мою больную голову...»
Драко даже не заметил, как дошёл — он уже стоял напротив двери в класс. Вероятно, все уже были внутри, дожидались преподавателя, а он снова опоздал. Немного помедлив, Драко собирался открыть дверь, но заметил движение где-то рядом.
Он обернулся.
У окна стоял Блейз Забини, но он не рассматривал пейзаж за стёклами, его взгляд фокусировал лишь оконную раму. Он выглядел таким же потерянным, как и Драко, а возможно даже хуже. Блейз машинально чертил что-то пальцем на подоконнике, не обращая внимания на время.
«Как долго он здесь стоит? — спросил себя Драко. — Может, мне стоит поговорить с ним? Ему же нужен друг, мне тоже. Ведь когда-то мы поддерживали друг друга во всём, пока не началась эта проклятая война...»
— Блейз, ты в порядке? — хриплым голосом поинтересовался Драко, подходя к окну.
Конечно, целый день молчать — странно, что голос вообще его слушается. Забини перестал чертить пальцем незамысловатые линии по подоконнику и чуть заметно дёрнулся.
— Да, — глухо отозвался он.
Драко не знал, как продолжить этот диалог, но всё же понимал, что им обоим необходимо выговориться.
— Странный день, правда? — переступая с ноги на ногу, продолжил Драко. — Все смеются и радуются, будто ничего не было, словно это был мираж или пронёсшийся мимо сон. А я, глядя на них, просто мечтаю снести их беззаботные головы.
Забини усмехнулся:
— Я тоже.
Драко помолчал, но не долее нескольких секунд, а после паузы, не выдержав, продолжил:
— Скажи, зачем она это сделала? — Он чувствовал, что ступил на опасную тропинку, опасную для них двоих, но он не мог игнорировать выбор Пэнси, не мог забыть о её существовании.
Блейз пожал плечами и ответил так же односложно, как и первые два раза:
— Не знаю...
Раздался мелодичный звонок, извещающий о начале урока, и Драко, опомнившись, направился в класс. Краем глаза он видел, как Забини последовал за ним.

Было почти невыносимо сидеть на месте, хотелось уйти, но Драко терпеливо дожидался конца урока. Профессор Биннс как всегда рассказывал что-то скучное, и ученики, совершенно не слушая его, подпитывали свой организм энергией — спали. Только Драко и Блейз не поддавались усыпляющему эффекту его голоса. Блейз что-то писал на пергаменте, но он не записывал слова профессора, как можно было подумать, он писал о чём-то своём. Время от времени солнце выглядывало из-за туч и яркие лучи беззастенчиво скользили по его уставшим глазам, от чего он щурился. А Драко исполнял замысловатые движения волшебной палочкой под партой, практикуясь в невербальных заклинаниях. Но результата не было, а терпение иссякало. Тогда он скучающе принимался разглядывать потолок, размышлял о своей семье, вспоминал глаза Гермионы. Пожалуй, Драко мог бы смириться с тем, что он должен тратить время на уроки, считать секунды до последнего звонка, есть совершенно неаппетитную овсянку, если бы только его не терзали безжалостные мысли о родителях. После смерти Пэнси, Драко повсюду видел знаки, отражающие, как ему казалось, последствия его действий. Он вздрагивал, когда рядом кто-то читал вслух отрывок из учебника по истории магии, в котором шла речь о пытках и жестоких убийствах волшебников. Пролить чернила на чистый пергамент теперь для Драко значило что-то очень плохое, страшное. Хотя раньше он никогда не обращал внимания на подобные случайности, а суеверных волшебников осмеивал, теперь же он превратился в одного из них. Прошлой ночью, когда Драко не спал, а сидел, вглядываясь в огонь, он услышал чей-то шёпот, больше похожий на змеиное шипение. Конечно, беспокойное воображение нарисовало отчётливую картинку стоящего за его спиной Волдеморта, поэтому Драко поспешил покинуть одинокую гостиную, и, не оглядываясь, помчался в спальню. Лучше знать правду, думал он, даже самую страшную, но не сходить с ума от мучительных догадок, бессмысленных надежд, и беспокойных снов. Но лучше ли, если эта правда станет последним гвоздём, забитым в его собственный гроб? Драко чувствовал себя затравленным зверьком, на которого решили поохотиться ради развлечения, не оставив ему пути для бегства. Эта пугающая иллюзия спокойствия разрушала последние границы между нормальным восприятием реальности и полнейшим безумием. Как же больно бездействовать, когда его родители, возможно в эту самую секунду, молят Волдеморта о смерти, потому что не в силах больше выносить истязаний.
От этих мыслей его отвлёк тихий голос профессора:
— Урок окончен, все свободны, — сказал Биннс.
А Драко даже не услышал звонок, настолько он был увлечён собственными мыслями. Профессор-призрак покинул класс так же, как и появился — прошёл сквозь стену. Ученики быстро закинули учебники в сумки и наперегонки понеслись к двери. Блейз вышел последним, а Драко остался сидеть на месте, разглядывая стену, сквозь которую минуту назад профессор Биннс покинул класс.
***

Когда последний на сегодня урок остался позади, а голодные студенты направились в Большой зал, Драко проигнорировал жалобные мольбы своего желудка присоединиться к ним, а отделился от толпы. Он вышел во двор, кинул на скамейку сумку, а сам остался стоять. Сегодня было холодно, но Драко даже не пытался укутаться от ледяного ветра — надеялся, что этот холод заморозит его горячую кровь. Но это не так-то просто.
— Тебе тоже не хочется есть? — послышался усталый голос за спиной.
Драко повернул голову и увидел Блейза. Тот приближался к нему, слегка прихрамывая на левую ногу.
— Не хочется, — подтвердил Драко.
«Всё-таки Блейзу нужно выговориться», — подумал он.
— Ничего, скоро это пройдёт, — пожал плечами Блейз, и уселся на заснеженную скамейку. — Только не у меня.
— Почему у тебя это не пройдёт?
Но Блейз не ответил, а Драко не стал повторять вопрос. Они молчали, но не испытывали напряжения от этой тишины. Забини достал из кармана куртки клочок пергамента, развернул его и пробежался глазами по неровным строчкам.
— Знаешь, Драко, я никогда не говорил этого вслух, но я любил её... Люблю её, — вздохнул Блейз.
— Как и я, — пожал плечами Драко.
— Нет, ты относился к ней, как к родной сестре, а я... Я постоянно думал о её нежных руках, она мне снилась по ночам... всё ещё снится... — Блейз поджал губы. — Почему, когда кто-то умирает, говорят «любил»? Я же её продолжаю любить! Разве чувства уходят вместе с человеком?
— Я не знал о твоих чувствах, — удивился Драко. — А Пэнси, она знала?
— Нет, конечно, — усмехнулся Блейз. — Она бы не поняла. Пэнси всегда говорила, что не относится к тем девушкам, которые мечтают о любви, которые не спят ночами, думая о любимых. Она не писала сопливых стишков, не воображала, что когда-то повстречает своего принца...
— Мне она такого не говорила.
— Ты ей тоже многое не рассказывал. И вообще, последние два года мы все отдалились друг от друга. Когда ты пропал, она подняла тревогу, затеяла эти поиски, но ты ведь так и не сказал ей, что заставило тебя спрятаться от всего.
— Были причины, — прошептал Драко, посмотрев в бесконечное небо.
А по небу, не зная преград и страхов, летела стая снегирей.